– Обижаешь, Леша.
– Давай адрес.
Он продиктовал адрес и добавил:
– Дверь деревянная, но крепкая. Пусть ребята «отмычку» прихватят.
– Они без нее не ездят.
– Жду.
Проживала блондинка на самой окраине, у черта на рогах в четырехэтажном доме, построенном военнопленными после войны. Москву я знаю неплохо, но плутали мы долго, пока не добрались до места. Железняков ждал нас во дворе. Он сидел на лавочке около песочницы и мило о чем-то беседовал с пенсионерками, выгуливавшими карапузов. Завидев нас, он махнул рукой и подошел.
– Третий этаж. Вон окна, – он указал на два окна.
– Точно он там? – спросил я.
– Точно. Мы голоса из квартиры слышали. Если только у блондинки еще паренька не имеется по имени Гена.
– А он не утек, пока ты тут с бабушками-старушками власть костеришь?
– Сашок на лестничной клетке. Контролирует.
– Ясно. – Я сориентировался и выдал мудрое решение: – Егор, ты со спецназовцами иди в хату и выставляй дверь. А я тут подожду, на случай, если он из окна выпорхнет.
– Только поймать его на руки успей, – улыбнулся Павин. – Мы тебе его из окна выбросим.
Павин вытащил из багажника огромную кувалду – это и была «отмычка» для дверей. Спецназовцы походили на хоккеистов, куртки раздулись, под ними были нацеплены бронежилеты. Второй боец вытащил бронещиток. Спецназ всегда работает, рассчитывая на самый крутой вариант развития событий. И правильно делает. Именно поэтому у них ни одной потери за многие годы.
Я устроился на место Железнякова на лавочку.
– Чегой-то у вас? Молотки какие-то? – спросила любопытная бабуля – собеседница Железнякова.
– Мы, уважаемая, ремонтники. Газопровод чиним, – ответил я, не уточняя, зачем ремонтникам «Ауди».
– А я уж подумала, бандиты какие, – махнула рукой старушка. – Сейчас вон их сколько расплодилось.
– Точно, – кивнул я. – Расплодилось.
Один из «расплодившихся» очень резво спускался по пожарной лестнице. Путь он свой держал как раз из окна, которое мне показывал Железняков.
– Объект через окно уходит! – крикнул я в микрофон и бросился к дому.
Успел я как раз вовремя. Гена спрыгнул на землю и увидел ствол «макарыча», смотрящий ему в лицо.
Рост Гены не превышал ста семидесяти пяти, но Самбист был тяжеловесно квадратен, мощен – девяносто кило накачанных мышц.
– Стоять! К стене! – заорал я…
И очутился на мокром замусоренном асфальте. Я недооценил его. Недаром Гена лопал тройные порции на спортивных сборах и чемпионатах, недаром тягал штанги и валял на коврах противников. Бросок – я полетел в одну сторону, пистолет в другую.
Впрочем, он тоже недооценил меня. Я зацепил его ногой, мягкое движение, и Гена тоже устроился на асфальте. Я вскочил на ноги. Самбист изогнулся и тоже вскочил. Он сжимал короткий железный прут – надо же, может, десять лет лежала тут ржавая железяка, никого не интересовала и в самый неподходящий момент попалась под злодейскую руку. В его оловянных глазах плескался ужас. Наверное, такие глаза бывают у зайца, попавшего на артиллерийский полигон во время стрельб. Но Гена зайцем не был. Он был пантерой с острыми зубами. Он умел драться. И желал только одного – прорваться через меня и уйти.
– П-п… – что он хотел сказать, я так и не понял.
Гена рубанул железякой. Бил на уровне груди, видимо понимая, что убивать противника не стоит. Я отступил на шаг. Он двинулся ко мне. Он был очень резок. Среди тех, кому мне пришлось бить морду за последнее время, он был лучший. Но опыт его в основном нарабатывался на борцовских коврах. А у меня, кроме ринга, за плечами спецназ, длинная череда захватов, уличных мордобоев. И когда он дернулся мне навстречу, я просто плюнул ему в лицо.
На удар он успел бы среагировать. От плевка же отпрянул и на миг потерял контроль над ситуацией. И заработал хук в челюсть. Теперь он летел в одну сторону, а железяка в другую…
Из подъезда высыпали спецназовцы и начали вязать Гену. Защелкнулись наручники. Быстрые руки обшарили карманы и места, где может быть оружие. Готов.
– Зараза. В окно пялился и нас высмотрел, – сказал Павин.
– Да, – рукавом я вытер пот и засунул «макаров» в кобуру. – Чуть не зашиб меня.
– Распадин, – хмыкнул Павин. – Знаю я его. На российских соревнованиях видел. Силен, бродяга.
– Я заметил.
Гена продышался. Пришел в себя. Теперь тряс головой. Спецназовцы поставили его на ноги и погнали к «Ауди», награждая пинками по мягким местам.
– И чегой-то вы его бьете? – заорала из окна тетка в красном халате. – Я в милицию позвонила, бандюги!
– Мы сами милиция! – крикнул я. – А это бандюга.
– А, ну тогда бейте, – успокоилась тетка…
Самбист был в крайне подавленном состоянии. Он сидел на стуле и пялился в пол, будто там было что-то интересное. А ведь ничего интересного, кроме раздавленного окурка, там не было. Поза эта обычная для людей, впервые попавших в такой кабинет и пребывающих в сильно дурном настроении. Гена – это не Датчанин. С ним можно работать. До его души еще можно достучаться.
– Давай, Гена, рассказывай, – предложил я.
– Про чего?
– Про свою преступную деятельность.
– Ник-какой деятельности не б-было. Вы п-про Орехово? Евгений п-попросил. Мы его охраняли.