За окном между раздвинутых портьер виднелось уже совершенно потемневшее к ночи небо, и Фрэнк подумал о том, как же это прекрасно — не быть одному. Разделять свои радости и горести с теми, кто рядом, не боясь почувствовать себя глупо или ненужно. Когда умерла от чумы старшая сестра, а затем и мать, когда всех младших разобрали голодать по приютам, и лишь он ухитрился сбежать, наивно полагая, что так будет лучше, никого не было рядом с ним. Никого из тех, кто смог бы разделить и поддержать. Были только такие же одичавшие, озлобленные и отчаявшиеся, почти потерявшие человеческий облик, как и он сам, дети.
Свечи догорели, с еле слышным шипением окуная комнату в полумрак.
****
— Как же я рад видеть тебя, друг мой! — искренне улыбаясь, говорил Люциан, сжимая плечи Фрэнка в крепких ладонях. Они не виделись несколько недель, а казалось — целую вечность.
— Я также рад, Люци! — отвечал с улыбкой Фрэнк, усаживая Люциана напротив себя на софу в малой гостиной. Хотелось сказать друг другу так много, но мысли сбивали одна другую, и слова просто запутывались в этой куче-мале. — Замечательно, что ты выбрался к нам, друг. Я так устал за последние дни, голова просто опухла. Повторять свою роль с утра до вечера и не сойти при этом с ума — не такая уж и простая задача.
— Что за секретное и сложное дело вы готовите? — взволнованно спросил Люциан и тут же перебил сам себя: — Хотя нет, не говори. Не желаю знать тайн великого и ужасного Джерарда Мадьяро. Себе дороже, — усмехнулся он.
— Нам нужно очернить одного очень видного и известного деятеля революции, — всё же проговорился Фрэнк и с удовольствием отметил, как округлились глаза друга. — Я буду в главной роли. Джерард — на подстраховке, чтобы контролировать ситуацию. Хотя лично я не понимаю, как можно хоть что-либо контролировать в том, что мы задумали. Всё или пройдёт гладко само по себе, или накроется медным тазом сразу же — если старик на меня не клюнет.
— Не подумай, что я не верю в тебя, но… Будь осторожен, Фрэнки? — с тревогой сказал Люциан, сжимая пальцы и смотря на друга напротив глазами с застывшей внутри них мировой скорбью. Это выражение всегда жило там, даже когда Люциан улыбался, но Фрэнка пробрало — он только сейчас вдруг осознал, что это задание ко всему прочему ещё и опасно.
— Ох, Люци… Конечно, я буду максимально осторожен. Остаётся только молиться за то, чтобы всё прошло успешно.
— Я помолюсь за вас, — серьёзно ответил тот, и Фрэнк понял, что эта тема закрыта.
— Ты верхом?
— Да, Фрэнки. Я искренне надеялся, что мы прокатимся с тобой сегодня.
— Так чего же мы ждём? Пойду, отпрошусь у Джерарда, если тот уже проснулся, переоденусь, и можем ехать.
Люциан обрадованно поднялся с софы. Серебряные часы на камине показывали начало одиннадцатого утра, за окном любвеобильно расплёскивало лучи солнце и пели птицы, а перед ним сидел лучший друг, готовый составить ему компанию. День определённо задался.
За открытой дверью в коридоре раздались шаги, и Фрэнк, узнавая эту лёгкую, пристукивающую каблуками, походку наставника, немыслимо приободрился. Не ясно, что нашло на него, но общее приподнятое настроение решило сыграть с Фрэнком злую шутку: он быстро поднялся с кресла и, шёпотом бросив ничего не понимающему другу: «Прости, Люци, я потом объясню», обхватил его руками и впился в губы требовательным поцелуем.
Закружившаяся от резкого подъёма и необъяснимого порыва голова поплыла туманом, но Фрэнк только и делал, что вслушивался в шаги. Вот они наверняка уже раздались на входе в малую гостиную, потом последовала недолгая тишина и снова шаги, но более быстрые и удаляющиеся. Где-то вдалеке громко хлопнула дверь, и Фрэнк, выдохнув, оторвался от губ Люциана.
— Может, объяснишь мне, что это было? — спросил тяжело дышащий и ошарашенный Люциан у не менее ошарашенного Фрэнка.
— Ох… Друг, прости. Не знаю, что на меня нашло. Хотелось позлить его, такой глупый и детс…
Люциан, чуть подумав, вдруг сам заткнул рот Фрэнку коротким, но чувственным поцелуем, добавляя в него немного нежности. Широко распахнутые ореховые глаза встретились с изучающим взглядом голубых, когда язык Люциана на прощание прошелся по нижней губе Фрэнка. Оторвавшись от друга, Люциан победно заявил:
— Пожалуй, теперь мы квиты, и моя гордость отмщена.
После секунды повисшего молчания оба юноши заразительно расхохотались, распрощавшись с неловкой ситуацией.
— Но откуда ты научился так волшебно целоваться, негодник? — удивился Люциан уже на улице, на пути к конюшне. Сегодня спрашивать разрешения у Джерарда на поездку никто не стал, но Фрэнк надеялся, что ему всё сойдёт с рук: всё же впереди сложное и важное дело, с которым наставник без него не справится. На этом он и рассчитывал сыграть, если вдруг вопрос встанет ребром.
— Ох… У меня был лучший на свете учитель, — туманно изрек Фрэнк, легко запрыгивая на свою лошадь.
****
Каково это — чувствовать себя свободным? Летать над землёй, разглядывая полноводные реки и движущиеся от порывов ветра кроны деревьев, восхищаться седыми морщинами гор и чувствовать, как само небо принимает тебя за равного?