Ангел над городом. Семь прогулок по православному Петербургу

Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий.

Изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше»…

И вот, 20 марта на заседании Политбюро в Москве, был принят пакет директив, подготовленных Троцким: «В Москве к изъятию приступить не позже 31 марта. Полагаю, что в Петрограде можно было бы установить тот же приблизительно срок по согласованию с т. Зиновьевым, ни в коем случае не форсируя слишком кампанию и не прибегая к применению силы, пока политически и организационно не вся операция обеспечена целиком».

И в тот же самый день в Петрограде под председательством Зиновьева Петросовет принял резолюцию: «Приверженцы митрополита Вениамина пытались мобилизовать против голодающих часть купцов и спекулянтов Сенного рынка».

Такого не может быть!

Это же чудо управленческой оперативности. Еще вчера только набросил Ленин свой дьявольский план наступления на Церковь, а уже сегодня Троцкий утвердил на Политбюро пакет директив по этому плану. И уже сегодня Зиновьев в Петрограде конкретизирует эти директивы для города.

Никакого рационального объяснения этому чуду не найти, и приходится думать о некоей мистической связи, существовавшей в сообществе Ленин – Троцкий – Зиновьев. Это и не сообщество отдельных лиц, а как бы единый организм. Все части этой чудовищной «лентрозины», даже и разобщенные в пространстве, живут и действуют в едином, точно скоординированном ритме.

Храм Спаса Нерукотворного Образ, как и другие православные храмы нашего города, оказался в безжалостных когтях этого чудовища. Хотя православная и научная общественность проявила героические усилия, чтобы спасти храм от разграбления, председатель Комиссии по изъятию церковных ценностей И. П. Бакаев «предписал произвести изъятие из церкви не только всех материально ценных предметов», но и двух образов.

Вместо музейной описи изъятых ценностей сотрудники товарища Бакаева указали, что изъяли из Спасо-Конюшенной церкви 3 пуда 26 фунтов 14 золотников серебра и 8 фунтов 6 золотников другого металла.

3

В этот трудный момент борьбы за храм Спаса Нерукотворного Образа на помощь отцу Федору Знаменскому и его прихожанам пришел сам… Александр Сергеевич Пушкин.

Стремясь спасти от разорения Спасо-Конюшенную церковь, Академия наук 11 мая направила во ВЦИК ходатайство о передаче храма в его «полном первоначальном виде» (как памятного места отпевания А. С. Пушкина) в ведение Пушкинского дома.

В ответ из Кремля 21 мая 1922 года пришла правительственная телеграмма, которую подписал М. И. Калинин: «Предметы музейного значения из Конюшенной церкви передать на хранение в Пушкинский дом при Академии наук, а церковь в ведение Пушкинского дома».

В результате петроградским властям пришлось отказаться от планов немедленной ликвидации храма Спаса Нерукотворного Образа, и более того, вернуть предметы музейного значения, вывезенные из Конюшенной церкви44.

В конце 1922 года богослужения в храме возобновились.

Как можно судить по свидетельствам современников, отец Федор Знаменский не ограничивал свою деятельность исключительно стенами церкви.

«… Из Колпина привозилась раз пять чудотворная икона, с которой гражданин Знаменский обходил по квартирам… Гражданин Знаменский у себя на квартире часто служил для посторонних молебны, крестил, обручал новобрачных, исповедовал», – показывала потом на процессе Анна Строд.

В 1923 году храм мог отметить столетие своего освящения, но 18 мая все здание бывших конюшен было передано особому отряду конной милиции, и милиционерам потребовалось помещение для клуба…

Придравшись к тому, что в храме надо было ремонтировать крышу, а не у общины, ни у Пушкинского дома средств на это не нашлось, власти на основании циркуляра Петрогубисполкома от 12 октября 1922 года45приняли решение закрыть храм и передать его конной милиции для устройства в нем клуба.

И тут уже – шел 1923 год! – даже имя Пушкина не способно было защитить храм Спаса Нерукотворенного Образа.

25 мая 1923 года в Петрогубисполком пришло письмо из Пушкинского дома, подписанное Борисом Львовичем Модзалевским46.