Ангел Аспида

– Дамы и господа, смею вас заверить – последующее действо станется куда более занятным, чем ваши бесполезные занятия. Ведь вы все куклы, с которыми мне посчастливилось поиграть. – он обвел присутствующих проницательным взглядом. – Вас не существует. Всё что меня окружает, создано ради моей потребы, для моих мудрейших воззрений и величайших деяний. Во Вселенной живут только я и Творец, все остальное ни больше, ни меньше, декорация, вы все движетесь по определенной программе, вы все сотворены ради меня одного. Вы встречаетесь на моем жизненном пути намеренно, судьбоносно, все глобальные катастрофы происходят ради моего сочувствия, ваши боли ради моего сострадания, ваша ненависть ради моего закаливания. Вы играете роли, написанные в сценарии, и я смотрю на вас как на актеров, зная, что на самом деле вас нет. А есть только я. Вы призваны мне в служенье и потому вы подчинитесь моей воле. Однако вы станете отрицать мои воззрения, что весьма предсказуемо, ведь не желаете быть раскрытыми. – в речи Аспида не было эгоизма, как впрочем и гордыни, он просто заблуждался ведомый беспочвенными чарами отчаяния. – Я помню свое рождение, свое ранее детство, помню каждое ваше слово, поэтому прекрасно изучил всех вас. Творец создал Адама, первого человека. Внемлите же мне, ибо я и есть первый и последний. Но вы зовете меня Аспидом. Может быть вы и правы, ведь змей был сотворен прежде человека. Какие боязливые у вас лица, и это прекрасно трогает меня.

– Аспид, твои речи безумны, более горделивого эгоцентризма я еще не встречала. – выпалила баронесса, а барон тем временем багровел от гнева.

– Погодите. – заявил снисходительно барон Дон-Эскью. – Пускай глаголет лживую истину, пускай льет яд нам в уши. Этот заносчивый юнец, просто не понимает всей своей низости. Вот, к примеру, он говорит, что нас не существует, а живет только он один. Что ж, будь, по-твоему. И это мне крайне по душе, раз меня нет, значит, я могу творить любые бесчинства, и мне за это ничего не будет. Как заманчиво звучит, не правда ли? – тут с усмешкою обратился он непосредственно к самолюбивому оратору. – Отлично. А что если я тебя единственного живущего на земле, царя царей, выпровожу на улицу, накрепко заперев ворота пред твоим утонченным носом цезаря, и ты пресыщенный уютом и хлебом с маслом, куда пойдешь? Никуда. Я увижу, как ты ляжешь возле моего порога и издохнешь по образу и подобию дворового пса, испустишь свой благороднейший дух перед вратами земного рая, из которого тебя с позором изгнали. Выгнали такого великого мыслителя, такого гения мысли. – тут он указал жилистым пальцем на высокомерного юнца. – Ты всего лишь червородный змей, им и останешься на веки вечные.

На лице Аспида не дрогнул ни один мускул, ни один нерв не содрогнулся, ни разу не моргнув, он гордо парировал вербальные выпады барона. Остальные затаились выжидая развязку сего сумасшествия, того помутнения юного разума, разрешение щекотливой невозможной ситуации.

– Вы сохранили мне жизнь для своей сребролюбивой доли, ради увеличения земель и доходов изымаемых с них. Я слышал ваши неустанные меркантильные разговоры, вы нисколько не стеснялись моего присутствия, ведь я казался вам маленьким и несмышленым. Вы угрожаете мне, грозите изгнанием, о как это забавно звучит. Ведь я единственный ваш козырь к богатству и процветанию, выигрыш партии зависит от одной карты с изображением змеи. Посему вы не посмеете выгнать меня или ударить, а оказаться на улице я нисколько не страшусь, ведь этот мир создан для меня, значит, он не в силах навредить мне. И помимо прочего я кажусь вам безумным, что вполне обосновано, ибо вам, уважаемый барон, уготовано хранить тайну моей жизни, и вашей скрытной, порою невидимой услужливости. – ответил Аспид и воскликнул. – Я воистину безумец!

– И видимо глупец. – неуместно добавил барон. – Нотариус заморозил дело, что означает твою полнейшую бесполезность, тогда какой толк от твоих жалких слов. Попусту ищешь оправдание своей ничтожности.

– Тогда отвезите меня к судейскому мужу, и он вскоре поменяет свою точку зрения. Ибо юрист ненавидит вас, а не меня. Поведав ему о своей горькой судьбе, я вызову тем самым умильное сопереживание на его остроконечном лице, и заполучу любой оптимистичный вердикт. – пообещал Аспид.

Барон удивленно поднял расширенные глаза на подкидыша, оторвавшись, наконец, от игры в нарды, был поражен тому, как все лихо деморализовались, словно под иллюзорным воздействием гипноза удава внимают монотонности Аспида, следят за сверканием кусочков льда в его голубых очах. Подобно хищнику он обхватывал властным взором всех присутствующих, готовый пожрать жертв одним молниеносным рывком, удушить лишь одним кончиком заостренного хвоста.

Тем временем Лютер Дон-Эскью усомнился в правомерности своего гневливого состояния, и сошел на прозорливую милость.

– Будь, по-твоему. Сможешь уговорить горе юриста, разрешить спор слуги закона и честного коммерсанта, то честь тебе и хвала, а если не удастся тебе обаять судебную систему, то пеняй на себя, окажешься в зловонных трущобах.