Ангел Аспида

Барон Дон-Эскью потерял всякий досужий интерес к незначительной маловажной персоне подкидыша, ибо не снискал заслуженные завещания с усыновлением сего бездомного ребенка. Бумаги нотариусу со всей расторопностью и воскресшим уважением были подданы, и тот с долей умилительного сарказма принял документы, однако мечтательное расширение угодий не последовало. Дело не разрешилось. Сильно обидев юриста, барон навлек на себя немилость праведного гнева юриспруденции и бюрократии во всем своем ленивом несравненном амплуа, в изуверских личинах многих чинов и званий. Барон ожидал. Посему шли годы, он по-прежнему ожидал, убыток на кормление Аспида был велик, но выгоды ни гроша. Сильно разочаровался тогда хозяин усадьбы Терновый куст, да так гневно начал обращаться с подрастающим мальчиком, что те выплески недоброжелательности вскоре переросли в постепенное изгнание. Первым явился выгон из спален, затем из гостиной, из семейного общества, потом и вовсе тот определил Аспида в услужливый штат прислуги. Безусловно, юнец был непригоден для конюшни, кухни или огорода, сада и кладовых, с его снежными белыми ручками и белой меланхолией – вездесущей спутницей его настроения, отпрыску кареты некуда было податься. Но мир не без добрых людей, в толпе безучастных слуг отыскался Эстебан, вездесуще ощущающий непростительную вину пред Аспидом, он-то и помог мальчику не сгинуть в беспутных скитаниях.

К тем летам мальчик уже многое познал, возмужал ростом, хотя неизменно имел худощавое неприглядное телосложение, практически бесформенное, светлые глаза его выражали безвозвратное мудрование, и люди доверяли тем неверным голубым огонькам. Его темно-русые волосы отросли ниже плеч, однако никто не желал терпеть такое безобразие, поэтому его часто принуждали постригаться, но он сторонился сего акта вандализма над естественною красотою, ведь Творец повелел власам расти из главы человека, значит так положено, это есть прекрасно. Но общество по неизвестной ему причине решило поспорить с Богом, поэтому Олаф сейчас красуется укороченными кудрями, гладко уложенными патлами, будто шерсть у недостриженной овцы. Аспид нисколько не желал походить внешне или внутренне на стереотипного юного мужлана Олафа с присущей тому мнимой болтливо-смешливой мужественностью располагающей к себе дам различного возраста и ранга. В отличие от наследника, Аспид имел небольшой нос и вечно узкие поджатые губы Аспида не выражали горячительный темперамент страсти и не выказывали некую особенность в его внешности. Аскеза черт его лица лишь подчеркивала сухость восприятия реальности, или наоборот излишняя импульсивность скрывалась под рясой бедности чувств, под маской охлаждения. Ведь пылкость нрава не есть упорядоченные или беспорядочные взмахи рук, громоподобные речи, скорее ровно противоположное, обыденность украшенная искрой в очах и вдохновенным порывом в сердце, который в мальчике существовал отдельно от него самого. Передвигался Аспид всегда бесшумно, подобно змее скользил по голому твердому паркету, по мягким коврам, не оставляя видимым следов, его запах не был ощутим, он проползал тенью из комнаты в комнату застукивая домочадцев в непринужденной обстановке, или за каким-нибудь прескверным занятием. Минуя правила, он не покидал свое бывшее место обиталища, словно оно согрето его теплом, это его собственный дом. Когда другие дети наливались свежим румянцем, политые и удобренные родительским вниманием, щедро, деловито, с умыслом, Аспид всё более обретал одинокое хладнокровие, душевно худел, сторонясь чужих слов и прикосновений, даже чужие мысли стали ему слишком хорошо известны, чтобы думать о них. Он всматривался в людские несравненные уникальные как жемчуг души, но не находил в них любовь к нему, все тайно или откровенно презирали подкидыша за его наглость и нелюдимость, Аспид виделся им чем-то чужеродным, чуждым здравому смыслу. И чем более змееныш возрастал, тем явственнее птицы находили в нем отличительные черты, у них даже стали возникать сомнения, а тот ли он, за кого себя выдает.

Вскоре его навсегда выгнали с поваренных пределов кухни, главному коку не понравилось, что Аспид уж чересчур много питается за счет хозяйских ограниченных запасов, при этом, не принося ощутимой пользы. Поэтому служение мальчика определилось окончательно и бесповоротно, в скором времени его определили на конюшню чистить стойла. Словно обремененный подвигом Геркулес он чистил лошадей, кормил их, и спал рядом в кладовой доверху набитой жесткой соломой. Аспид хотя и рос в богатой семье, свыкнуться с достатком и роскошью принципиально не успел, посему однажды, потеряв все приличествующие привилегии, он не роптал на зловредную судьбу, а переносил лишения стойко. Вот только в душе его, в полумраке конюшни родились темные опасливые стороны.