«Должно тебе, друг, потерпеть. Ибо мать ее была такова же, и я также не мог найти никакого средства; да после, на 60-м году, сама исправилась. И так, думаю, что и дочь ее, в таких летах, будет честною, и рекомендую тебе в том быть благонадежну».
Декабря 11 числа, в день преп. Даниила Столпника97, д’Акоста был приглашен к кн. Александру Даниловичу Меншикову, на поминки его отца. Изрядно пообедав в этот день, д’Акоста явился к князю и на другой.
– Кто тебя звал, шут? – спросил князь.
– Да вы сами, ваша светлость.
– Врешь, я тебя звал только вчерашний день.
– Нынче дни так коротки98, что и два-то не стоют одного порядочного, – отвечал д’Акоста.
Этот ответ так понравился князю, что он оставил у себя пообедать назойливого шута.
Д’Акосте случилось обедать у одного вельможи99, за столом которого много говорили об астрологах100 и соглашались, что они многое предсказывают, а ничего не сбывается. Сам хозяин, вельможа, при этом заметил: «Неложно, господа, таких угадчиков почитают за безмозглых скотов».
Позвав того же вельможу, с другими гостями, к себе на обед, д’Акоста велел приготовить телячью голову, из которой сам предварительно съел мозг. Когда эту голову подали на стол, вельможа, осмотря ее, спросил:
– Чья была эта безмозглая голова?
– Телячья, сударь, но сей теленок был астролог, – отвечал д’Акоста.
Однажды д’Акоста пришел на обед к графу Апраксину вовсе без зова.
Дворецкий графа сказал шуту, что ему не будет места, ибо обед изготовлен по числу приглашенных персон и что д’Акоста против этого счета лишний.
– Неправда, – отвечал шут, – пересчитай сызнова, начиная с меня, и увидишь, что лишним будет кто-нибудь другой, только уж никак не я.
Д’Акоста, будучи в церкви101, купил две свечки, из которых одну поставил перед образом Михаила-архангела, а другую, ошибкой, перед демоном, изображенным под стопами архангела.
Дьячек, увидя это, сказал д’Акосте:
– Ах, сударь! что вы делаете? Ведь эту свечку ставите вы дьяволу!
– Не замай, – отвечал д’Акоста. – Не худо иметь друзей везде, в раю и в аду. Не знаем ведь, где будем.
Известный силач102 весьма осердился за грубое слово, сказанное ему д’Акостою.
«Удивляюсь, – сказал шут, – как ты, будучи в состоянии подымать одною рукою до шести пудов и переносить такую тяжесть через весь Летний сад, не можешь перенести одного тяжелого слова?»
Царь Петр спросил однажды д’Акосту:
– Для чего философы прибегают иногда к государям, но не видно, чтоб государи искали когда-нибудь философов?
– Для того, – отвечал умный тут, – что философы знают свои нужды; но государи не всегда признают свои, то есть, – недостаток в добродетели, мудрости и добром совете а потому – не думают искать тех, кто бы их в том исправил.
Некоторый откупшик, недальнего ума, будучи на пирушке, стал кичиться толщиною своего брюха и, ударяя по нем, хвалился, что оно многого стоило обществу.
Тогда д’Акоста сказал:
– Гораздо б было полезнее, когда бы такое иждивение потрачено было, вместо брюха, для головы этого урода.
Когда д’Акоста отправлялся из Португалии103, морем, в Россию, один из провожавших его знакомцев, сказал:
– Как не боишься ты садиться на корабль, зная, что твой отец, дед и прадед погибли в море!
– А твои предки каким образом умерли? – спросил, в свою очередь, д’Акоста.
– Преставились блаженною кончиною на своих постелях.
– Так как же ты, друг мой, не боишься еженочно ложиться на постель? – возразил д’Акоста.
Д’Акоста некоторого известного плута назвал вором, а доказывать того на суде, по тогдашней диффамации104, не мог против поставленных тем вором свидетелей. Судья присудил, чтоб д’Акоста признал того честным человеком и перед ним бы повинился. Но д’Акоста выдумал избежать неправды двойным обиняком: «Это правда; он честный человек, я солгал».
На одной вечеринке105, где присутствовал и д’Акоста, все гости слушали музыканта, которого обещали вознаградить за его труд. Когда дело дошло до расплаты, один д’Акоста, известный своею скупостью, ничего не дал. Музыкант громко на это жаловался.
– Мы с тобою квиты, – отвечал шут, – ибо ты утешал мой слух приятными звуками; а я твой – приятными же обещаниями.
На обеде у барона С*все кушанья хозяину казалися невкусными и он очень сердился на повара, грозясь его наказать.
Д’Акоста знал, что в это время дела бароновы пришли в крайнее расстройство, а потому и сказал ему: «Кушанья-то хороши, но дела ваши не вкусны».
В бытность свою в Португалии, д’Акоста шел по улице с одним иезутским монахом, который был весьма толстобрюх.
Какая-то насмешница, встретив их, обратилась к монаху с глупым вопросом: «Отче святый, когда вы родите?»
Монах сконфузился и, по своему смирению, не нашел, что возразить на такую нескромность. Но д’Акоста поспешил выручить приятеля и, за него, отвечал насмешнице: «Отец, конечно, не замедлит родить, как только найдет себе повитуху; не желаешь ли, голубушка, взять на себя эту обязанность?»