Выстрелить рутьер успел, да только промазал. А затем Тибо и его прикончил. Оглянулся — и
почувствовал, как сердце в желудок проваливается. Хотел крикнуть господину, уберечь его — да
поздно. Проклятая баба ткнула Принца вилами и метнулась в сторону, уворачиваясь от копыт.
Завертелся конь, и тут увидел Тибо, что его господин весь в крови. Еле в седле сидит — вот-вот
наземь свалится.
«Чуть-чуть еще продержитесь, мой господин, — подумал Тибо, — сейчас я вас выручу...»
Однако Праведника он направил не к шлюхе, а ко второму лучнику. Но тот все же успел
выстрелить. Попал. Рухнул наземь сьер Андрэ. Тут уж Тибо совсем рассердился. Обрушился сверху
на лучника, как воздаянье Господне. Однако ж лучник схватился за топор и стал отбиваться. Да так
ловко, что понял Тибо: не совладать ему с этим рутьером.
Но тут пришла нежданная помощь. Из крепкого дома, что рутьеры осаждали, высыпали люди.
Впереди приземистый здоровяк с колом и сопляк лет двенадцати, зато с настоящим мечом, а с ними
женщина, яростная, как фурия.
Мужик с ходу от другой девки шлюху оторвал и кол ей в живот воткнул. После все трое к
Тибо на помощь поспешили. Вчетвером живо загнали рутьера в угол. Тот струсил. «Пощадите!» —
закричал, оружие опустил и сам на колени бухнулся. Тут-то Тибо ему голову и снес. Очень уж он
был сердит на этого рутьера.
— Спасибо вам, господин рыцарь, — учтиво произнесла женщина. — Господь да благословит
вас. Вы спасли нас от ужасной участи и потому благодарность наша...
— Благодарить потом будете, — перебил ее Тибо. — И не рыцарь я никакой. Рыцарь — вон,
во дворе лежит.
Сьеру Андрэ совсем худо было. Весь в крови, без чувств. Одно хорошо: стрела, что в голову
ему попала, по счастью, краем прошла, только по кольчужному капюшону чиркнула.
Забинтовали сьеру Андрэ рану, на руки подняли и в дом понесли. Там еще две женщины
обнаружились. Захлопотали вокруг рыцаря, а Тибо столбом посреди дома стоял и думал: «А вдруг не
выживет он? Тогда старый граф, как пить дать, убьет! «Почему, скажет, Андрэ, сын мой младший,
умер, а ты еще жив до сих пор? Не я ли велел тебе о нем заботиться и беречь как зеницу ока? А?
Молчишь?.. А пойдем-ка во дворик...» И собаками там затравит».
В бою Тибо смерти не особенно боялся (некогда ее бояться), но от мыслей таких затрясся весь
и во двор пошел, чтобы на господина своего не смотреть.
Только не пустили его во двор. Мужик и мальчонка на двери засов обратно кладут. Не колом
уже мужик вооружен — разжился у мертвецов, что во дворе валяются, и топором, и мечом, и
копьем, и луком.
— Нельзя туда, — говорит здоровяк, — половина их где-то еще ходят.
— Можно, — ответил ему Тибо и засов с двери снял, — тех мы еще прежде в пекло
спровадили.
Вышли они за дверь. По деревне пошарили. Народ, что еще жив оставался, собрали.
Положили-то люди Луи в основном мужиков, да и то не всех, а баб и детишек так и вовсе не
тронули. Ну, почти. Не считая тех, что в нижней деревне сгорели.
Еще троих рутьеров обнаружили. Одного убили, двое сумели удрать.
Собрались поселяне у дома Аманды, вдовы рыцаря Себастьяна, той самой женщины, что
первой Тибо за спасение поблагодарила.
Распорядилась вдова насчет похорон: напомнила, чтоб своих, кто в Истинного Бога верует,
правильно похоронили, а рутьеров — закопать да и забыть.
— А со священником ихним что делать? — спросил тут кто-то.
Подумала Аманда и решила:
— У нас же старое кладбище есть, где другие нечестивые католики схоронены. Там его и
закопаем.
Разбрелись поселяне, солнце над лесом встало, а Тибо отправился спать.
* * *
Весь следующий день крестьяне приводили поселение в порядок. Мертвых своих еще не
хоронили. Ждали чего-то. Только рутьеров закопали и священника.
К вечеру прибыли в деревню двое. Пешие. Будто бы обычные странники, да не совсем
странники. Тибо, как увидал их, сразу понял, кто это.
Крестьяне, кланяясь пришельцам, просили у них благословения. Пришельцы благословения
раздавали щедро, касаясь ладонями склоненных макушек. Только женщин они сторонились,
благословляя их издалека. Тут Тибо окончательно уверился, что это совершенные.
Пошел и он под благословение. Благословение — оно никогда лишним не бывает.
Последние годы, путешествуя с сьером Андрэ по Провансу, Тибо несколько раз, втайне от
своего господина, посещал катарские собрания. Но и с католической церковью не порывал. На
всякий случай. Да и попробуй он от католичества отойти — прибил бы хозяин. Как он свирепел
всегда, когда о ереси слышал! «Я, — кричал, — в Палестине три года кровь за Гроб Господень
проливал, сарацинов истреблял — а для чего?! Для того, чтобы какая-то сатанинская зараза чуть ли
не в моем доме хулу на Господа возводила?!» Само собой, ни в какой поход против ереси Тибо идти
не хотел. Но что было делать? Тибо даже и заикаться не смел о своих сомнениях. А перемену в сьере