Андрей Смирнов

лоток забавно: это была доска, которая в ночное время закрывала окно вместо ставен. Днем эта доска

снималась и ставилась как продолжение подоконника — а со стороны улицы ее поддерживали две

толстые деревянные ножки. На самодельном столике размещались плетеные корзинки с яблоками,

грушами,   огурцами   и   виноградом.   В   большой   корзине   лежало   несколько   кочанов   капусты,   в

маленькой — этаком плетеном блюдечке — красовались темно-малиновые вишенки. Заметив мой

взгляд,   женщина   выпрямилась,   сдула   прядь   волос,   выбившуюся   из-под   платка,   и   оценивающе

посмотрела на меня: гожусь ли я на роль покупателя или нет? Видимо,  осмотр ее удовлетворил,

потому что она зачастила:

— Вот, господин, не желаете ли чего? Посмотрите, какие яблочки — все румяные, блестящие,

одно к одному! Так и просятся, чтобы их съели. А может быть, вы вишню хотите? Я только сегодня

нарвала... А вот груши какие! Сладкие — ммм!..

И торговка закачала головой, изображая, какие они сладкие.

Меня, признаться, чрезвычайно позабавил этот образец бесхитростной средневековой рекламы.

Я улыбнулся и остановился около лотка.

— Я больше твердые груши люблю, — сообщил я женщине.

Торговка обрадованно засуетилась, сообразив, что завлекла-таки потенциального покупателя в

свои сети.

— Так есть и твердые! — сказала она. — Выбирайте, господин, какие вам больше понравятся.

Сейчас я вам их...

И снова наклонилась к большой корзине. Видимо, груши другого сорта она еще не успела

выложить.

— Да не надо, — остановил я ее. — Я лучше вон то яблоко возьму.

— Какое? Это?

— Нет, которое слева... Вот это. Сколько с меня?

— Два гроша.

Первым моим побуждением было сунуть руку в карман, но карманы на одежде сьера Андрэ не

водились. Протянул было руку к поясу — и тут вспомнил, что кошелечек-то я с собой не взял. Как

после встречи с епископом Готфридом был кошелечек убран в седельную сумку, так оттуда с тех пор

и не извлекался...

Я виновато развел руками:

— Извини, хозяйка. Кошелек забыл. В следующий раз что-нибудь куплю.

Торговка окинула меня испытующим взглядом.

— Вы ведь из людей Родриго или Рауля будете? — прищурившись, спросила она.

Вдаваться в объяснения о том, что я свой собственный вольношатающийся рыцарь, мне не

хотелось, и поэтому я просто кивнул и сказал:

— Да.

— Берите так. — И торговка протянула мне яблоко. Видя, что я не тороплюсь взять его, почти

насильно вложила в мою руку. — Берите. Кушайте на здоровье.

— Спасибо.

— Вам спасибо, что от этих антихристов нас избавили.

Я надкусил яблоко и спросил:

— Почему же они антихристы? По-моему, самые обычные бандиты.

Торговка всплеснула руками:

— Антихристы они и есть! Ведь в Риме ж без малого вот тыща лет, как Диавол во плоти сидит,

над Словом Господним глумится и антихристов по всей земле рассылает, чтобы народы смущать и в

страхе держать. А Роберт этот как раз один из главных антихристов и есть. Он уже не раз на город

наш и на нашего господина Бернарда нападал. Прямо как волк на смиренну христову овечку.

Пряча улыбку, я снова надкусил яблоко.

— ...А еще говорят, — заговорщически известила меня торговка, — что мог этот Роберт в

настоящего волка превращаться, а иногда и в птицу. А иногда еще он превращался, но не до конца, а

был как бы чудищем: телом вроде б человек, но вместо головы — крылья и клюв птичий. И в виде

таком,   будто  бы  в  доспехе,  неуязвим   он  был  ни  для  стрел,   ни  для  какого  иного   оружия.   Вот  и

позапрошлой ночью он таким был — да только как увидел он, что одолевают благородные господа

Родриго и Рауль, а с ними и сам сеньор Бернард его богопротивное воинство, испугался за свою

жизнь и хотел уж было в птицу совсем превратиться, чтобы улететь в свой замок, — да только в тот

же миг неуязвимость его исчезла, а его самого и убили... Да вы ж, наверное, сами это все видели?

И  торговка   вопросительно   посмотрела  на   меня.   Было   ясно,   что  если  я  вдруг   скажу:   «Нет,

Роберт был самым обычным человеком», никакие мои доказательства не поколеблют ее веры ни на

йоту.

Поэтому   я   не   стал   разочаровывать   безызвестную   создательницу   европейского   народного

фольклора, коротко кивнул и, буркнув: «Конечно, видел», пошел себе дальше.

* * *

Гулял   я   долго.   Добрел  до  ворот,   прошелся   вдоль   городской   стены,   покружил   по   городу...

Солнце   стояло   уже   высоко,   когда   я   вернулся   в   замок.   Бернарда,   Родриго   и   Рауля   я   нашел   в

«банкетном зале».

Мое благодушное настроение мигом исчезло, стоило взглянуть на их лица. Впрочем, их голоса

я услышал еще на лестнице. Сеньоры изволили лаяться.

— ...Я требую, чтобы мои люди были похоронены согласно христианскому обычаю! — орал

Рауль.

— Так и будет, — отвечал Бернард, волком глядя на виконта. — Их похоронят так, как должно

хоронить по  настоящему христианскому обычаю, так, как это было во времена апостолов, а не так,

как потом придумали эти римские дьяволопок...

— Клянусь — еще одно слово, и я вызову вас на поединок!

—   Успокойтесь,   Рауль,   —   быстро   сказал   Родриго.   Он   был   единственным,   кто   не   махал