Андрей Смирнов

обнаружил,  что действительно верю в то,  что говорю.  Может быть,  потому,   что говорю правду.

Может  быть,   потому,   что  пробудилась  еще  какая-то  частица   сьера  Андрэ:   например,   верность  и

искренность,   с   которой   человек   двенадцатого   века   мог   говорить   подобные   вещи.   Верность   и

искренность, совершенно не свойственные времени более практичному и цивилизованному. То есть

в   какой-то   момент   я   перестал   быть   Ленькой   Маляровым,   который   изображает   сьера   Андрэ,   а

действительно стал Андрэ де Монгелем.

Я закончил тост и сел на место в совершенной растерянности.

Пьянка...   пардон  —  благородное  пиршество  —  продолжалась  примерно  до  середины  ночи.

Постепенно все разбредались. Кто спать, кто... тоже спать. Смутно помню, что шел по коридору,

обнимая талию пухленькой служаночки,  которая деликатно поддерживала меня в вертикальности

(ах, ах, господин раненый рыцарь!), прямиком в мою комнату. То, что в этой же комнате дрыхнет

Тибо, меня вовсе не смущало. Честно говоря, об этом незначительном обстоятельстве я вообще не

думал. Да и с какой стати благородный Андрэ де Монгель при куртуазных делах станет думать о

такой ерунде. Это ж слуга... Что-то вроде коня... Нет, что я говорю! Сравнить боевого коня с какой-

то прислугой...

Я рассуждал об этом  вслух,   не заботясь  о  том,  какое  впечатление  мои речи произведут на

служаночку.   Но   ей   было   не   до   речей.   Благородного   рыцаря   «штормило»,   а   боевого   весу   в

благородном рыцаре было — ого-го!

Наконец   мы   добрались   до   спальни.   На   кровати   обнаружился   храпящий   Тибо,   но   я

бесцеремонно спихнул его на пол и увлек девицу на ложе из шкур и меховых подушек. Кажется, что-

то трещало и рвалось. Отчетливо помню: кружева, а под ними теплое и мягкое...

Ни хрена я не помнил, проснувшись утром.

Служанки рядом не было.

Зато   Тибо   мирно   посапывал   на   полу,   завернувшись   в   одну   из   шкур.   Я   швырнул   в   него

подушкой и послал за пивом. Не хрен ему спать, когда у хозяина во рту пересохло.

Потом попытался найти штаны. Не сумел. Ну и ладно. Вернется Тибо — найдет. Я все больше

привыкал к роли сьера Андрэ. И роль эта мне уже почти нравилась.

Глава седьмая

Размотав повязку на ноге, я обнаружил, что опухоль спала и краснота вокруг раны тоже почти

исчезла.   Неужели  помогла   мазь  этого   лекаря-садиста?  Ни   за  что  не  поверю.   Уж   скорее  помогла

бурно проведенная ночь. А что? От простуды точно помогает. Проверено.

Я оделся и спустился вниз. Во дворе было пусто и тихо. Судя по положению солнца, часов

восемь утра. Но ворота уже были открыты.

Под приветствия стражников я покинул замок и направился в Эгиллем. Любопытно взглянуть,

что осталось от городишки, за который мы так самоотверженно сражались.

Городок уже проснулся: скрип телеги на соседней улице, чьи-то голоса, скрежетание ставен...

Все   эти   звуки   не   уничтожали,   а,   наоборот,   только   подчеркивали   тишину,   владевшую   еще   не

пробудившимся Эгиллемом. На душе у меня стало легко, как тогда, когда мы с Тибо ехали по лесу,

направляясь в Чертов Бор, на свидание с ведьмой. Маска обыденности вдруг сползла с окружающего

мира, и улицы перестали быть просто улицами, стены домов — просто стенами, а земля под ногами

— просто землей. Все было так, словно этот мир сотворен только что, всего минуту назад, или я сам

минуту назад выпущен из долгого тюремного заключения. В принципе, Эгиллем ничем особенным

не отличался  от Эжля,  но тогда у меня не возникло такого странного  чувства, которое  овладело

мною сейчас. То, что я видел, — я видел впервые... Позавчера я собственноручно убил не меньше

дюжины человек, но сейчас мне казалось, что причины, из-за которых одни люди могут убивать или

ненавидеть других, надуманны и смехотворны. Это была странная и неуместная мысль, одинаково

чуждая и сьеру Андрэ, и Леониду Малярову.

Я   раньше  задавал  себе  вопрос:   куда  подевалась  личность  настоящего  сьера  Андрэ,   когда  я

занял его тело? Теперь, как мне казалось, я нашел ответ. Андрэ никуда не уходил. Он постоянно был

со   мной.   Во   мне.   Наверное,   эта   мысль   должна   была   обеспокоить   меня,   Леню   Малярова,   но   ни

беспокойства, ни страха не было. Мне была дарована вторая жизнь, и я не боялся потерять себя,

уступив личности Андрэ де Монгеля. Мы проникали друг в друга, срастались, как срастаются два

дерева,   посаженные   рядом.   Его   воспоминания   не   стали   моими,   и   я   по-прежнему   был   обречен

удивляться и время от времени совершать глупости в этом незнакомом мире, но все же, гуляя по

городу, я чувствовал его присутствие также явственно, как будто бы настоящий сьер Андрэ шел за

моим правым плечом, отставая всего на полшага.

А   город...   А   город   пробуждался.   Людей   на   улицах   становилось   все   больше.   Открывались

ставни, горожане куда-то спешили по своим делам.

Пройдя еще немного, я увидел женщину, заставляющую лоток фруктами и овощами. Выглядел