Андрей Смирнов

мною Петербурге была как раз середина февраля...

* * *

Я благодушествовал на стене минут пятнадцать, когда заметил трех всадников, скачущих со

стороны реки. Добравшись до первых ворот (которые никто перед ними открывать, естественно, не

стал), всадники о чем-то начали базарить с привратниками. Хотя все трое были вооружены, никакой

угрозы   в   их   жестах   не   ощущалось.   Ощущалось   другое:   ребята   явно   торопятся.   Кто   это?   Люди

Родриго, спешащие доложить об успешном выполнении какого-то задания? Местные почтальоны?

Непонятно...

Между   тем   один   из   мужиков,   стоявших   у   нижних   ворот,   сорвался   и   побежал   в   замок   —

доложиться. Я выглянул во внутренний двор, поискал глазами дона Родриго... Ага, вот и он!

Я спустился со стены — интересно, что случилось?

Привратник, тот самый, у которого дочка потерялась в лесу, бросился к своему господину.

— Сеньор!.. — выдохнул он. — Там Рауль де Косэ!

— Рауль? — недоверчиво переспросил дон Родриго.

Пьер сглотнул, переводя дух, потом согласно кивнул:

— Рауль.

Я   напряг   память:   тот   самый   сосед,   чью   жену   испанец   выбрал   в   качестве   дамы   сердца.

Соперник-союзник.

Недоверчивое  выражение   покинуло  физиономию  дона,   а  на смену  ему  явилось всегдашнее

энергичное оживление.

— Наконец-то!.. Много с ним людей?!. Отвечай, дурак! Чего молчишь?! Ну?!

— Двое.

На лице Родриго отразилось сильнейшее разочарование.

— Двое?! Всего двое?

— Да, господин. Сказали — говорить с вами хотят.

Родриго вздохнул. Помолчал. Подумал:

— Беги к Раулю. Откройте нижние ворота...

Когда Пьер убежал, Родриго пробормотал себе под нос:

— Посмотрим... Может, — тут в голосе испанца проскользнула слабенькая надежда, — он о

месте для сражения приехал уговориться?

Через минуту во двор въехали те трое, которых я видел со стены. Дон Родриго помахал рукой,

привлекая к себе внимание.

Виконт Рауль де Косэ оказался приземистым, широким в кости мужчиной лет сорока пяти.

Одет в кольчугу,  а поверх оной — красивый черный жилет со вшитыми в него металлическими

кольцами. Кольчужный капюшон закрывал голову Рауля, оставляя открытым только лицо. Из-под

капюшона выбилась наружу прядь светлых волос. Шлем и щит приторочены к седлу.

—   Здравствуйте,   Рауль!   —   жизнерадостно   приветствовал   его   испанец.   —   Как   здоровье

госпожи Антуанетты? Здоровы ли дети?

— С ними все в порядке, — буркнул виконт.

— Вы знаете, что я всегда рад видеть вас, виконт. Однако чему я обязан чести лицезреть вас

именно сегодня?

—   Родриго,   —   оборвал   Рауль   этот   возвышенный   тон,   —   ты   слышал   про   новую   папскую

буллу?

Испанец кивнул:

— Да, о чем-то таком болтали мы тут на днях с одним проезжим...

— Роберт де Вигуэ тоже про нее слышал.

— Ну и что?

— Он осадил Эгиллем.

— Что — снова?!!

Рауль кивнул.  От избытка чувств Родриго скрипнул зубами и с силой хлопнул кулаком по

открытой ладони.

— Вот подлец! И это после того, как они с Бернардом на Евангелии поклялись друг другу в

вечном мире!

— Какое теперь это имеет значение? — спросил Рауль. — В булле что сказано? «Католики

освобождаются от всех обязательств перед аженойцами и прочими еретиками». А то, как Бернард

относится к патаренам, всем известно. В его замке они живут как у себя дома.

— А Роберт что — решил изобразить из себя истинного католика?

— Похоже, что так.

— Мерзавец! Да Иуда Искариот больший католик, чем он!.. И это после того, как он дал слово

чести!

— Родриго, я тебе повторяю — в булле черным по белому написано: «освобождаются от всех

обязательств». От всех, понимаешь?

— От слова чести дворянина может освободить только Господь Бог. Ни один человек — ни

сеньор, ни священник, ни король — этого сделать не может.

— Ты это Папе Римскому скажи.

И Роберту. Эти слова слегка остудили вспыльчивого Родриго и перевели его мысли из сфер

рыцарской этики в область сугубо практическую.

— У Роберта много людей?

—   Тридцать   всадников   и   полторы   сотни   пехоты   —   это   его   собственные.   Копий   двадцать

наемников из Пуатье. И еще не знаю, сколько всякого сброда.

— Ты что  же, собираешься отправиться на  помощь Бернарду? —  с некоторым  недоверием

произнес Родриго.

— Да, мы с ним никогда не ладили, — признался Рауль. — Но я ненавижу наемников. Еще с

тех пор ненавижу, как англичане сюда брабантцев притащили. И к тому же, говорят, наш с тобой

общий знакомый  Луи  тоже  около  Роберта сейчас  ошивается. Дерьмо к  дерьму липнет...  Вот  я  и

решил: надо помочь Бернарду.

Родриго кивнул, признавая весомость Раулевых аргументов.

— Поедешь со мной?

— Конечно!

— Я так и думал. Когда будешь готов?

— Завтра утром. Пока я пошлю к Ангулему. Пока он соберет людей. Пока придет сюда...

—   Знаю   я   эти   утренние   выступления,   —   проворчал   Рауль.   —   Собираешься   выезжать   с

петухами, да пока соберешься — уже и полдень. Может, вечером выступишь?

Родриго вскинул подбородок, прищурился:

— Дон Рауль де Косэ, вы, кажется, хотите дать МНЕ совет, как и когда МНЕ вести на войну

МОИХ людей?

Рауль вздохнул.

—   Когда   Бернард  отправил   ко  мне   своего   человека   с   посланием,   головорезы   Роберта   уже