вы получите эту силу, достаточную, чтобы одолеть Обладающего, получите иные духовные дары
— но разве в этих способностях дело? Нет никакого смысла приобретать могущество, если не
определены цели, в которых это могущество будет использоваться. Власть ради власти?
Бессмыслица. Вы призваны к тому, чтобы стать лекарями, орудиями Истины, целителями мира,
вестниками и соработниками благого надмирного источника, который желает привести мир к
совершенству. Здесь можно усмотреть противоречие: каким образом вы можете стать целителями
мира, если сами, как я сказал ранее, не можете быть исцелены отдельно от сущего, но лишь вместе
с ним? В том-то и дело: исцеляя себя, вы будете исцелять и мир сущий, и наоборот — выправляя
«вывих» реальности, изгоняя все нечистое и ложное, вы будете вести к исцелению также и самих
себя. Но чтобы совершать все это, вам понадобятся соответствующие средства, и вы получите их, как только будете готовы: источник блага одарит вас всем — вам же нужно лишь утвердиться в
верности ему. Пока мир поврежден, вы не можете стать бессмертными и совершенными
для того, чтобы действовать в мире в согласии с высшей волей. И эта сила, подобной которой нет
— залог того царства, что грядет; залог совершенного мира, что будет рожден на руинах мира
порочного и несовершенного. Лорды страшатся этого дня, иные же мнят, что он никогда не
наступит, они думают, что сумеют сохранить все так, как есть, вечно. Но они ошибаются. Власть
волшебства конечна, грядет сила, которая, как восходящее солнце, разрушит все иллюзии тьмы и
прогонит всю нечисть.
4
В течении второго и третьего полугодия количество учеников в группе, к которой
принадлежал Дэвид Брендом, сократилось еще на семь человек. Трое, не в силах смириться с той
реальностью, которая открылась им после посвящения, покончили самоубийством. Они могли
жить в мире, где каждый сам за себя, где все едят всех, и верить, что когда-нибудь пробьются
наверх, но узрев мир совершенно иной, подлинный и чистый, а самих себя — измазанными в
нечистотах страстей, эти несчастные так и не смогли привести себя в соответствие с новым
знанием. Прежние ценности утратили всякий смысл, новые же они не могли принять, все их
существо, характер, привычки, образ мысли, воспитание — все восставало против этого. О том,
что произошло с их душами после смерти, оставалось только гадать. На прямые вопросы мастера
предпочитали не отвечать, однако из редких разговоров с храмовыми служителями у Дэвида
сложилось впечатление, что из того мира, в который они вошли, приняв в Храме Имя Света,
вывести человека не может даже смерть. В первые полгода еще можно было уйти, но теперь —
нет, все пути назад отрезаны. Небесная Обитель не отдавала души своих посвященных ни богам
смерти, ни владыкам ада. Те, кто нарушил клятву, не смог принять новую жизнь и новый порядок
вещей — продолжали свое служение, но уже в каком-то ином качестве. Да будь иначе, что мешало
бы тому же Кирульту поймать душонку какого-нибудь неудачника или самоубийцы и подробно
изучить ее? Но Обитель не раскрывала своих секретов внешнему миру — не смотря на то, что
пока, на втором и третьем этапах обучения, и раскрывать-то особо было нечего. Столкнувшись с
нежеланием мастеров отвечать на вопрос о посмертной судьбе учеников, Дэвид взял это
обстоятельство на заметку, но на рожон не лез и своего интереса не показывал. К тому же, не
исключалось, что все станет ясно к концу обучения или после. Может быть «источник блага»
приуготовил для несчастных самоубийц, не желающих жить по его законам, небольшой
компактный рай — где, пусть и лишенные его непосредственного присутствия, души самоубийц
все-таки смогут существовать в мире и покое? Это предположение — самым нейтральным тоном,
как бы невзначай — высказал Эдвин кен Гержет, и если бы Дэвид не знал этого человека, если бы
не знал, что буквально на днях Эдвин окончательно утратил доступ к Тьме — Имя Света выжгло,
изгнало из него эту Стихию — то, может быть, он и принял бы это предположение за чистую
монету. Но, с учетом всех упомянутых обстоятельств, землянину в этом подчеркнуто нейтральном
тоне послышалась хорошо замаскированная издевка. Одновременно Дэвид поймал себя на том,
что ему эта издевка неприятна. Эдвин как будто бы сомневался — то ли в существовании
источника блага, то ли в том, что этот источник действительно благ. Безусловно, сомневаться
было можно, но надо было делать это открыто, а не изображать поверхностное доверие к
мастерам, в глубине сердца считая их лжецами… Омерзительное лицемерие!
Что-то было не так в этих мыслях. Чуть позже он вспомнил — и не сразу поверил своим
воспоминаниям, в первый момент решил, что этот остаток сна или какая-то забредшая в голову
фантазия — что и сам когда-то не верил ни Рийоку, ни прочим наставникам. Он вообще все
воспринимал иначе до того, как пришел сюда. Ну да, конечно… Он с трудом вспоминал прежнего
себя — мышление, виденье мира — и поражался тому, как сильно изменился. Он слишком долго