Андрей Смирнов

одежду, росшитые золотом сапожки с загнутыми носками и широкие лиловые штаны. Чалму

Теланар снял сам. Юноша подал королю халат, но Теланар помедлил, прежде чем просунуть руки

в услужливо подставленные рукава. Он разглядывал свое тело — безволосое, чуть менее смуглое, чем у слуги, гармонично сложенное и соразмерное. Ему нравилось любоваться собой —

наслаждаться не только своим телом, но и голосом, поведением, ощущением собственного

величия и совершенства. Он был убежден — не без помощи многочисленных льстецов, всегда

вьющихся вокруг особы монарха — что представляет собой нечто большее, чем обычный человек; в глубине души он верил, что прошел значительную часть пути от простого смертного до

Человека, открывшего в себе могущество анкавалэна и властвующего над бытием и временем, над

богами и демонами. Вот почему мысль о молитве Солнцу была так невыносима: это был шаг

назад, к положению человека-скота, пресмыкающегося перед высшими силами, а Теланар видел

себя в качестве человека, уже приблизившегося к богам, а будущем — и превзошедшего их.

Накинув халат и позволил слуге завязать пояс, он вышел из яшмовой комнаты, которую

зачастую использовал в качестве комнаты для отдыха и уединения; прошел коридор с двумя

рядами мраморных колон, основания и вершины которых были украшены золотом таким образом,

что казалось — это не колоны, а, скорее, деревья с ветвями и корнями из золота. Из коридора он

вышел на веранду внутреннего сада: не смотря на позднюю осень за окном — здесь царило лето, цвели пышные растения, а в бассейне с теплой водой плавали обнаженные девушки и юноши —

наложницы и наложники из обширного королевского гарема. Через сад Теланар попал в

купальню, где семеро рабынь уже ждали своего господина: они помогли ему избавиться от

одежды, уложили на деревянное ложе, закрытое мягкой кожей, намылили его тело и голову,

смыли пену, насухо вытерли полотенцами, увлажнили кожу маслами, и стали разминать мышцы в

строгом соответствии с правилами дежьёна Умащений и Растираний. Теланару неоднократно

приходилось слышать мнения о том, что в целях прогресса рабство следовало бы отменить, ибо

если анкавалэн таится в каждом человеке, то и божественного статуса может достичь каждый —

какое же тогда один человек имеет право порабощать другого? Следует не принижать людей, а

помогать им возвыситься — говорили чрезмерно рьяные сторонники прогресса. Когда-то эта

мысль показалась Теланару забавной, но после очередного повторения стала раздражать, он

выказал свое неудовольствие к данным разговорам, и более такие советы в его присутствии уже не

звучали. Во всем нужно знать меру. Рабство ничуть не мешает становлению совершенного

Человека, сполна владеющего безграничной силой анкавалэна, ибо хотя всякая частица угля и

может когда-нибудь превратиться в алмаз, однако же далеко не каждая в итоге превращается.

Бессмысленно и глупо стремиться к тому, чтобы все без исключения люди обрели божественную

мощь. Каждому свое. Достаточно будет и одного человека, сполна овладевшего силой

анкавалэна… ну, или небольшого круга образованных, свободно мыслящих людей — философов,

магов, ученых, поэтов… вроде тех, что составляют круг приближенных к Теланару мудрецов.

Даже наивному Илангуру Ратвадельту он бы позволил в малой мере прикоснуться к силе

анкавалэна — исключительно для того, чтобы тот, наконец, осознал, насколько глупа его вера.

Мысли о том, кому из приближенных он бы позволил вкусить высшей власти (при условии,

конечно же, своего собственного безусловного превосходства), а кому не стал бы доверять, были

приятны — словно анкавалэн уже и так находился в его владении и оставалось лишь решить, как

им воспользоваться.

Сладкие грезы и томные ощущения от прикосновений женских рук сделались еще

приятнее, когда рабыни, размяв королю спину, помогли ему перевернуться и занялись грудью, животом, бедрами, плечами и пахом. Нежные, легкие поглаживания члена, мошонки и внутренней

стороны бедер вскоре заставили член Теланара окрепнуть и подняться; с этого момента одна из

рук рабыни, оказывавшей королю интимные ласки, постоянно находилась на фалосе — то

поглаживала основание, то игралась с головкой, то равномерно двигалась вдоль ствола — в то

время как вторая рука продолжала легко массировать соседние зоны. Теланар не запоминал имена

рабов и рабынь, но эта рабыня была исключением, ее звали Сэаль, и ласкать короля ей было не

впервой. Она делала это лучше, чем любая из наложниц, выказывая одновременно мастерство и

неподдельную страсть; иные женщины выпрашивали красивые платья, украшения или привилегии

— ей же не нужно было ничего, кроме возможности доставлять удовольствие своему королю. Его

наслаждение становилось ее наслаждением, Теланар ощущал это искреннее, неподдельное

чувство, и оно заводило сильнее, чем что-либо еще: казалось, он может сделать с Сэаль все, что

угодно — и она будет выполнять любую его фантазию не потому, что она рабыня и должна

подчиняться, а потому, что ей самой будет нравится все, что нравится Теланару. Это была чистая, безусловная самоотдача, и за это Теланар ценил Сэаль более всех прочих рабынь.