Андрей Смирнов

собой в нижней части их тел безрассудное чувственное желание, поднимаясь вверх, становилась

чище, ясней и прозрачнее; член Фарена оставался напряжен, но возбуждение слабело — он

ощущал его так же, как ощущал бы напряженную руку или ногу, сжавшиеся мышцы которой не

приносят никакого особенного удовольствия. Их тела всего лишь были устроены таким образом, чтобы соприкасаться именно так, а не иначе; центр внимания и обмена энергиями в это время

поднялся на уровень солнечного сплетения и продолжал двигаться вверх, однако и узлы,

оставшиеся внизу, они не выпускали из виду — узлы вибрировали на одной ноте, вращаясь и

направляя вверх потоки силы. Потом соединились их сердца, затем узлы, связанные с волей, с

умом и духовным восприятием, последним был узел, выводящий человека в сферу

надсознательного, связующий индивидуума с бисуритами мира и с духовными законами,

установленными Изначальными и их Князьями. Фарен почти перестал ощущать собственное тело,

он даже не мог бы сказать, продолжает ли двигаться Тиэна или замерла неподвижно — это не

имело значения, потому что движение и покой стали одним целым также, как одним целым стали

мужчина и женщина, сидящие в центре колдовского узора. Их чувства сплелись и переходили

друг в друга — то, что ощущал он, чувствовала и она, и наоборот. Они испытали оргазм, но не

отдельно друг от друга, а став как бы двумя полюсами расцветшего в их духовных телах сияния.

Свет окружил их и поглотил все; они пребывали в этом сиянии и друг в друге неопределенное

время… затем Фарен ощутил, как колебание воздуха холодит вспотевшую спину и как соски

прижавшейся к нему Тиэны трутся о его грудь. Тиэна чуть отстранилась. Усталая и

удовлетворенная, она взглянула ему в глаза, затем поднялась и стала одеваться. Член Фарена

оставался напряжен — что часто случалось после практики дежьёна Двух Начала, во время

которой семя не покидало мужчину, а испытываемый в итоге оргазм носил не столько телесную, сколько духовную природу. Фарен взял какую-то тряпицу и вытер пот. Затем начал одеваться и

он. Его Шэ и Тэннак были насыщены силой, которая текла спокойно и ровно, не встречая

препятствий, текла от окружающего мира к нему и возвращалась обратно.

— Слишком много посторонних эмоций, — критически констатировала графиня. — Видно

отсутствие практики. Тебе надо больше тренироваться.

Фарен только вздохнул.

— Будем практиковаться каждый вечер. — Решила она. — Твоя жена здесь, в Браше?

— Да, — Фарен кивнул. — Вызвал ее из поместья вместе с детьми, когда стало ясно, что

будет вторжение. Руфоринкейн слишком близок к побережью…

— Я знаю. — Она подняла руку, останавливая его излияния. — Как давно ты спал с ней?

— Неделю назад или больше. Было совершенно не до…

— В тебе слишком много семени, — она вновь прервала его речь. Теперь ее тон сделался

задумчивым. — Я думаю, в этом основная причина лишних примесей во время дежьёна… Вот что.

Иди к жене и избавься от того, что в тебе накопилось.

Фарен — в который уже раз за сегодня — ощутил себя слегка шокированным ее словами и

действиями. За последние годы, управляя Руфоринкейном, он привык командовать, а не

подчиняться; сверх того, после смерти отца и братьев на него свалилась огромная ответственность

и он, фактически, уже сделался следующим брашским герцогом — на фоне всего этого та

уверенность и твердость, с которой Тиэна распоряжалась его действиями, была невыносимо

притягательной.

— Что, прямо сейчас? — Спросил он, издав нервный смешок.

— Да, прямо сейчас. — Твердо ответила кузина. — Завтра весь день ты будешь занят, а к

вечеру ты мне снова понадобишься. Иди.

Фарен оделся и вышел. Чувство легкой нереальности происходящего не оставляло его. Он

дошел до конца коридора, поднялся по лестнице… еще один коридор. Все спали, и он постучал в

дверь негромко, чтобы не поднимать лишнего шума. Заспанная служанка открыла дверь и

сообщила шепотом:

— Госпожа Мадлена уже спит…

Фарен сделал жест, веля служанке отойти в сторону; в комнате, у кроватки с его годовалой

дочерью, дремала кормилица, девочка также спала. Фарен тихо прошел в спальню жены, закрыл за

собой двери и подошел к пышной кровати с балдахином. Мадлена посапывала во сне. Он разделся

и лег рядом. Стянул с нее ночную рубашку — поначалу она пыталась возражать, но быстро

сдалась, так и не проснувшись окончательно. Фарен перевернул жену на спину, занял положение

сверху и вошел в нее; Мадлена что-то пробормотала в полудреме, затем вновь погрузилась в сон и

даже стала похрапывать. Фарен двигался в ней, к своему удивлению чувствуя, что вся эта

ситуация странным образом его заводит: выполняя распоряжение властной любовницы, он

овладевает телом спящей жены, отдающейся ему безропотно и беззаветно. То, что разумная часть

ее души, пребывая во сне, бродит где-то далеко, было не так уж и плохо, как могло бы показаться: неразумная, животная часть души Мадлены по-прежнему была здесь; ее тело принимало Фарена и