Сейчас все тайны этого отзыва уже раскрыты. «Смелое и глубокое» предложение 1948 года — это конечно же Слойка. В 1950-м родилась идея магнитного термоядерного реактора. В 1952-м начались эксперименты по взрывомагнитным генераторам — созданию сверхсильных магнитных полей с помощью взрыва (по идее, выдвинутой Сахаровым в 1951 году). Ну а «блестящий успех» — это испытание Слойки 12 августа 1953 года.
Пять лет занял путь к успеху, который в США назвали «Джо-4», по американскому прозвищу уже мертвого Сталина — «дядя Джо» — и порядковому номеру советского ядерного испытания.
При подготовке к испытаниям Слойки (закодированной в последней букве официального названия РДС-6с) к теоретикам группы Тамма — Сахарова подключились теоретики из отдела Зельдовича, их Труба (РДС-6т) быстрого успеха не обещала. 15 июня 1953 года Тамм и Зельдович подписали — вместе с Сахаровым — заключительный отчет по Слойке. А 13 сентября Сахаров, в очередной автобиографии для отдела кадров, написал: «Последние годы работаю, используя помощь и руководство И. Е. Тамма и Я. Б. Зельдовича, по проблемам специальной тематики. В июне 1953 г. защитил докторскую диссертацию на тему спец, работы»29.
В июньском отчете мощность предстоявшего взрыва теоретики оценили в 300 плюс-минус 100 килотонн, то есть от 200 до 400 килотонн, и при испытании в августе Слойка дала около 400. Значит, теоретики сработали хорошо. Было бы «отлично», если бы испытание дало точно 300. Однако это с чисто научной точки зрения. А с государственной — главным было то, что у Советского Союза появилось оружие в 25 раз мощнее американской бомбы, уничтожившей Хиросиму. И государство высоко оценило вклад Сахарова. Сразу после взрыва ему передали телефонное поздравление и… поцелуй от тогдашнего главы советского правительства Георгия Маленкова. У того была своя причина для радости. За неделю до испытаний, выступая на сессии Верховного Совета, он — вопреки обычной засекреченности — заявил на весь мир, что у СССР есть своя водородная бомба. И оказался прав.
Подводя итоги испытания, Курчатов особо поблагодарил Сахарова за его, как он выразился, «патриотический подвиг». За этот подвиг Сахаров, как и другие «отцы» советской супербомбы, через несколько месяцев получил огромную, носившую еще имя Сталина премию в 500 тысяч рублей (примерно 40 годовых зарплат врача) и свою первую звезду Героя Социалистического Труда. Для героев построили двухэтажные дачи-особняки под Москвой.
А самой первой наградой стало его избрание в Академию наук. Научный статус Сахарова определился еще до успешного испытания, и весной 1953 года по указанию Курчатова он — пока лишь кандидат наук — был выдвинут кандидатом на предстоявшие выборы членов-корреспондентов академии. Однако после триумфального испытания Курчатов поднял планку, и Сахарова выдвинули сразу в действительные члены. Академиком он стал за месяц до того, как его утвердили в звании доктора наук.
На тех же выборах академиками стали Тамм (после двадцати лет пребывания членом-корреспондентом), научный руководитель Объекта Харитон и несколько других ученых, занятых в ядерном проекте. Членом-корреспондентом избрали Гинзбурга, но только много позже он понял, что главную роль в этом сыграла его «вторая идея» — LiDoчка, а не достижения в чистой науке30. Не повысили в академическом звании Зельдовича, членкора с 1946 года. По этому поводу Сахаров заметил: «Это было совершенно несправедливо, очень меня огорчало и ставило в ложное положение». Однако причиной этой несправедливости был, судя по всему, действительный расклад личных мнений академиков, а не какая-то злая государственная воля31. Академиком Зельдович сделался на следующих выборах, в 1958 году.
Осенью 1953 года Сахаров стал спецфизиком номер один в глазах правительства. Еще на испытательном полигоне Тамм попросил руководство разрешить ему вернуться к чистой науке. Ему разрешили и даже позволили взять к себе, в Теоретический отдел ФИАНа, несколько новых сотрудников, в том числе одного с Объекта — Владимира Ритуса. Теоретический отдел Тамма на Объекте возглавил Сахаров. Почему он тогда не последовал за своим учителем — в чистую науку? Быть может, как когда-то на патронном заводе, опять было «жалко оставить ту изобретательскую работу, которая начала получаться». Несомненно, термоядерное изобретательство начало получаться, но признать Слойку верхом совершенства Сахаров не мог. Когда после испытания Зельдович спросил его, чем он теперь собирается заниматься, и подсказал ответ — магнитный термоядерный реактор, — Сахаров ответил: «Нет, я должен довести до дела изделие».