Но ко времени Брежнева и Косыгина физики уже знали, что свойства звезды действительно зависят от свойств микрочастиц. И физические идеи, над которыми Сахаров размышлял как раз накануне 1968 года, были именно такого рода — свойства «индивидуумов» — элементарных частиц — определяли «социальные» свойства Вселенной. Так что сахаровский гуманитарный постулат был вполне в духе его физики. Его идея поместить права человека в основание международной политики, при всей внешней наивности на фоне советских реалий, говорила о «микроскопической» предпосылке Открытого мира, способного к выживанию в ядерный век. Связав «микроскопические» условия социальной жизни со свойствами земной цивилизации в мегамасштабах, Сахаров в 1968 году соединил мирное сосуществование, прогресс и право отдельного человека на интеллектуальную свободу.
«По существу это те же темы, которые через семь с половиной лет обозначены в названии Нобелевской лекции — «Мир, прогресс, права человека», — написал он в 1981 году, после первого года, проведенного в горьковской ссылке. Свою нобелевскую лекцию он начал именно с того, что эти три цели «неразрывно связаны, нельзя достигнуть какой-либо одной из них, пренебрегая другими»216.
Осознавал ли он весной 1968 года, что ему предстоят Нобелевская премия мира спустя семь лет и еще через несколько лет — семилетняя ссылка?
Нет, он предвидел совсем иное. В конце «Размышлений…» он обрисовал «самый оптимистический» вариант развития событий — к 1980 году либералы должны были победить сталинистов в идеологической борьбе. В реальном 1980-м реальные сталинисты лишат его всех государственных наград и отправят без суда в Горький, под строгий надзор.
Конечно же Сахаров писал свои «Размышления…» вполне серьезно, — как делал и все остальное в своей жизни, — но при этом и с веселой интеллектуальной свободой, без которой вообще вряд ли можно сотворить что-нибудь по-настоящему стоящее. Во всяком случае, в теоретической физике.
Эту свободу можно увидеть, к примеру, в том, что в своем политическом сочинении он нашел место для астероидов, «повернутых при помощи ядерных взрывов на новые орбиты». Об астероидах он писал впервые в футурологической статье 1966 года — такая грандиозная возможность могла греть ему душу не только перспективами для космонавтики, но и тем, что нашлось бы мирное применение «изделиям», в которые он вложил столько своей изобретательности.
Другой штрих свободной манеры физика-теоретика запечатлелся в забавных сокращениях РРР и АМД для «русского революционного размаха» и «американской деловитости». Эти обозначения он употребил всего один раз, но, видимо, собирался поиграть ими более основательно.
Впрочем, не обязательно лишь по стилевым крохам судить о состоянии духа, в котором Сахаров готовил свое первое публицистическое выступление. Имеется еще и свидетельство очевидца, которому довелось общаться с Сахаровым в 1968 году, как раз в главные для него весенние месяцы, недели и даже дни того года.
Этот очевидец — Владимир Карцев, тогда молодой физик-инженер, написавший свою первую научно-популярную книжку об истории изучения магнетизма с глубокой древности до последних достижений науки217. Одним из таких достижений стало рекордное магнитное поле, полученное в 1964 году при реализации идеи Сахарова 1951 года, — дюймовый магнит с таким полем мог бы удержать на весу такую махину, как «Титаник». Этому достижению, помимо научных публикаций, была посвящена и статья «Рекорды магнитных полей» в одной из главных газет страны218.
Молодой автор решил попросить «приоткрывшегося» академика написать предисловие к его книге. Письмо с этой просьбой послал на адрес Академии наук. Вскоре Сахаров позвонил ему и предложил принести рукопись.
Рассказывает В. П. Карцев: «Прошло около недели. Я уж решил, что никакого предисловия не будет. Звоню ему и спрашиваю: «Андрей Дмитриевич, может быть, вам нужна «рыба» или что-то еще для подготовки…» Он страшно, просто ужасно обиделся и сказал: «Я всегда сам пишу свои работы». И написал»219.
Первое предисловие в жизни Сахаров, должно быть, писал с особым чувством, о котором говорит фраза: «Автор предисловия начал свою работу ученого-изобретателя с конструирования приборов магнитного контроля закалки, трещин и толщины немагнитных покрытий и убежден, что и сейчас, спустя четверть века, почти в любой области техники имеется неисчерпаемое поле деятельности для…»220 Но фразу эту, не закончив, вычеркнул, видимо, как слишком личную.