И, наконец, то, что Зельдович назвал моральным правом заниматься вопросами «без оглядки на практическую ценность их». Легко себе представить, что термоядерные грибы, которые выращивали на Объекте, выполняя «долг перед страной и народом», так осточертели любознательным теоретикам, что впору было бежать от их практической ценности без оглядки. А куда бежать, подсказывали газеты того времени, заговорившие о новых космических объектах науки. Теоретики Объекта лучше других знали, что за сигналами первого спутника и улыбкой Гагарина скрывалась не чисто научная фантазия, а другая «большая новая техника», предназначенная доставлять за тысячи километров ту технику, которую придумывали они. Но они же лучше других понимали, что удаление от поверхности планеты уже на сотню километров необычайно расширяет горизонт и в прямом, и в переносном смысле. Это подтвердилось очень скоро. Открытие реликтового излучения — наследия горячих мгновений рождения Вселенной — сделали в 1965 году случайно, но совершенно не случайно то, что это открытие сделали при разработке радиосвязи со спутниками.
Конечно, эти факторы сработали в биографиях Зельдовича и Сахарова лишь потому, что теория гравитации и космология рождали интригующие вопросы о настоящих тайнах природы в чистом виде. И раскрыть их могла только чистая наука.
Рассказывая о своем возвращении в эту самую чистую науку, Зельдович в творческой автобиографии 1984 года не упоминает имя Сахарова (тогда уже пятый год пребывавшего в ссылке), но в космологию — за 20 лет до того — они входили вместе.
Свою новую науку Зельдович назвал «релятивистской астрофизикой», то есть физикой космических явлений, для понимания которых необходима теория относительности. Релятивистская астрофизика объединила физику экзотических объектов в космосе и физику Вселенной в целом как экзотически единичного объекта, хотя это две очень разные экзотики. Квазар, пульсар, черную дыру можно себе представить среди светящихся звезд на небосводе. И легко представить себе, что телескоп показывает эти звездоподобные объекты со все большим увеличением, со все большей детальностью. Но никаким телескопом не увидеть Вселенную как целое. Здесь необходимы зоркие глаза интеллекта — умение видеть то, что невидимо для других.
Если по публикациям судить о том, как входили в космологию Зельдович и Сахаров и кто из них был впередсмотрящим, то лидерство Зельдовича не вызывает сомнений. Ко времени первой статьи Сахарова по космологии (1965) Зельдович был уже автором более двух десятков. Однако если вглядеться в их неформальное научное общение, возникнет иная картина.
Вспомним пари, заключенное с Франк-Каменецким в 1956 году, за пять лет до первой космологической публикации Зельдовича. Из короткого текста пари ясно, что уже тогда Сахаров держал перед своими глазами такой физический объект, как «вселенная со всеми степенями свободы во все времена». Сахаровский серьезный стиль — даже в чувстве юмора — исключает, что он без особых размышлений, просто ради красного словца соединил трудно сочетаемые слова. Стало быть, уже тогда он считал вполне законным очень странный физический объект — Вселенную. По тем временам это был крайне экзотический объект для работающего физика. И в окружении Сахарова не видно никого, кто помог бы ему выработать этот взгляд. Его сотрудник по Объекту В. И. Ритус в своих воспоминаниях о Тамме пишет (не называя имени Сахарова): «Когда один из его старших учеников увлекся космологией и высказал несколько довольно абстрактных идей, Тамм поделился со мной удивлением и сожалением по этому поводу, говоря, что эти гипотезы невозможно ни доказать, ни опровергнуть в обозримое время»172.
Так что, зная отношение Зельдовича к «глубочайшим» и «сногсшибательным» идеям своего коллеги и товарища по оружию, можно думать, что как раз уверенность Сахарова в законности физического объекта — Вселенной как целого — могла укрепить Зельдовича в решении взять этот объект в свой арсенал.
В 1966 году, через десять лет после космологического пари своих друзей по Объекту, Зельдович пришел к необычной идее: заполнить пространство Вселенной… вакуумом. Знакомство с этой идеей нам еще предстоит, а Зельдович, рассказав о ней на семинаре, встретил безжалостную критику. После семинара он позвонил Сахарову, рассказав о своей работе. Тому новая идея понравилась настолько, что он сделал следующий шаг вглубь, и шаг необычайно смелый.
Смелость Сахарову придала первая после долгого перерыва чисто научная работа, которую он начал в 1963 году и опубликовал в 1965-м. Делал он ее, следуя направлению мыслей Зельдовича, и завершил статью благодарностью ему за «многочисленные обсуждения [которые] привели к постановке всей проблемы в целом и обогатили работу рядом идей»173.