Читаем Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна полностью

О детях трудно рассказывать. Почти у всех дистрофия. Некоторые выглядят как ленинградские ребятишки в блокаду весной 1942 года. Тут не было войны, но вид голодных, до предела истощенных детей все время напоминает войну…

Я не смогла привыкнуть к смерти на фронте, не привыкла к ней в медицинском институте, не принимала, работая врачом, не принимаю детскую смерть и теперь. Ну, умирают от рака, лейкозов, еще от чего-нибудь такого, что неизвестно, как и чем лечить, — но от голода, от холода, от туберкулеза, от сифилиса, от кори, от дизентерии — теперь, в век сотен антибиотиков!..

Когда после приема врачи собираются вместе, они очень утомлены. Доктор Халида бледнеет, и в глазах ее за стеклами очков столько боли, будто она все пять часов приема вбирала эту боль от своих больных, чтобы им стало легче. Доктор Сальман закуривает, сигарета дрожит в его руке. Доктор Нашад уже не говорит о том, что нового пишут в газетах, руки его лежат на подлокотниках кресла неподвижно, как в лубках. Даже наш неугомонный доктор Абдул Хамид [директор госпиталя — Ред.] невесел и часто повторяет одну фразу: «Слишком много работы, слишком много!»…

Доктор Халида помогала мне при установлении диагноза врожденного сифилиса. В нашей стране я не сталкивалась с этим заболеванием: есть много болезней, которые у нас уже отошли в область истории или стали редкими…

В первом отделении после тяжелого, неизлечимого заболевания погиб мальчик с совсем не арабским именем Джордж. Может быть то, что мы вместе с доктором Хамидом пережили у кровати этого ребенка, сделало нас друзьями? Или, может быть, шестилетний Надир с тяжелым заболеванием кроветворной системы — сколько переливаний крови сделал ему наш юный доктор Аднан! А может быть мы стали друзьями, вместе радуясь, что хорошо идет на поправку застенчиво улыбающийся подросток — тезка бессмертного Саади. Уходя из госпиталя, мальчик сказал: «Когда вырасту, стану врачом!». А доктор Хамид пошутил: «С таким именем надо быть поэтом». И вдруг выяснилось: доктор Хамид любит стихи…

* * *

Чтобы мой рассказ о врачах Ирака был полней, хочется рассказать о наших иракских коллегах из города Сулеймания на севере страны, где я работала вместе с группой советских врачей. Но мне трудно писать только о госпитале в Сулеймании, я чувствую непреодолимое желание рассказать и о поездке из Багдада в Сулейманию и о возвращении назад на машине через обжигающую пустыню…

Госпиталь расположен в двух кварталах от центра города. Оборудование, кабинеты, палаты — все очень бедно. Некоторым врачам нашей советской группы прежде, чем начать работу, пришлось все заново налаживать и приводить в порядок. Особенно много трудностей было у хирурга и глазного врача. Надо учитывать, что в радиусе почти в двести километров нет больниц, и во всех случаях, требующих неотложной хирургии, больных везут в Сулейманию. Хирургу приходилось почти круглосуточно быть на посту, иногда его вызывали из столовой, иногда из кино, часто будили среди ночи.

Хрупкая светловолосая москвичка оказалась единственным глазником чуть ли не на весь Иракский Курдистан, а глазных болезней очень много; особенно распространена трахома. Некоторые больные нуждаются в операциях.

С первыми трудностями справились быстро, как на фронте, но работы не уменьшалось за все время пребывания наших врачей в Сулеймании…

Наверно, точно такие же трудности пришлось пережить и врачам других советских медицинских групп, работавших в Эрбиле, Куте, Амаре, Куфе и других городах Ирака…

* * *

Последний день в госпитале. Самые теплые пожелания и самые горячие рукопожатия!

Два часа дня. Ребятишки обычно в это время на прогулке. Мамы сидят на земле около входа в госпиталь. Я подхожу. Маленькая девочка, оттолкнувшись от колен матери, идет ко мне вперевалку, как уточка. По асфальту шлепают ее босые пятки. Она протягивает мне ручки. Я поднимаю ее. Милая измазанная мордашка! Почему-то вспомнила — доктор Халида говорила мне: «Мусульмане никогда не сторонятся людей, которые любят детей».

Девочку зовут Саад — «Счастье». Совсем недавно она лежала под пологом кислородной палатки, и глаза у нее были такие грустные! Сейчас она откинула головку и смеется — ей нравятся блестящие пуговки моей блузки…

7.2. Интервью «Дети, которых я „рожала“ в Багдаде, идут сейчас под пули»

«Известия», 29.01.2003

Кем был Сахаров на самом деле. Имя Елены Боннэр, жены и соратницы академика Сахарова, чаще всего упоминается в российской прессе в связи с правозащитной деятельностью в Чечне. «Известия» предложили Елене Георгиевне другую тему для разговора — вероятно, неожиданную для российских читателей и, как оказалось, глубоко личную для нее — ситуация вокруг Ирака. Елене БОННЭР в Бостон позвонил корреспондент «Известий» Борис ПАСТЕРНАК.

— Елена Георгиевна, я знаю, что задолго до знакомства с Андреем Дмитриевичем Сахаровым вы работали в Ираке врачом. Как вы там оказались?

Перейти на страницу:

Все книги серии Люди, эпоха, судьба…

Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное
Всё живо…
Всё живо…

В книгу Ираклия Андроникова «Всё живо…» вошли его неповторимые устные рассказы, поразительно запечатлевшие время. Это истории в лицах, увиденные своими глазами, где автор и рассказчик совместились в одном человеке. Вторая часть книги – штрихи к портретам замечательных людей прошлого века, имена которых – история нашей культуры. И третья – рассказы о Лермонтове, которому Андроников посвятил жизнь. «Колдун, чародей, чудотворец, кудесник, – писал о нем Корней Чуковский. – За всю свою долгую жизнь я не встречал ни одного человека, который был бы хоть отдаленно похож на него. Из разных литературных преданий мы знаем, что в старину существовали подобные мастера и искусники. Но их мастерство не идет ни в какое сравнение с тем, каким обладает Ираклий Андроников. Дело в том, что, едва только он войдет в вашу комнату, вместе с ним шумной и пестрой гурьбой войдут и Маршак, и Качалов, и Фадеев, и Симонов, и Отто Юльевич Шмидт, и Тынянов, и Пастернак, и Всеволод Иванов, и Тарле…»

Ираклий Луарсабович Андроников

Биографии и Мемуары / Документальное
Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева
Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

Александр Алексеев (1901–1982) – своеобразный Леонардо да Винчи в искусстве книги и кинематографе, художник и новатор, почти неизвестный русской аудитории. Алексеев родился в Казани, в начале 1920-х годов эмигрировал во Францию, где стал учеником русского театрального художника С.Ю. Судейкина. Именно в Париже он получил практический опыт в качестве декоратора-исполнителя, а при поддержке французского поэта-сюрреалиста Ф. Супо начал выполнять заказы на иллюстрирование книг. Алексеев стал известным за рубежом книжным графиком. Уникальны его циклы иллюстраций к изданиям русских и зарубежных классиков – «Братья Карамазовы», «Анна Каренина», «Доктор Живаго», «Дон Кихот»… «Записки сумасшедшего» Гоголя, «Пиковая дама» Пушкина, «Записки из подполья» и «Игрок» Достоевского с графическими сюитами художника печатались издательствами Парижа, Лондона и Нью-Йорка. А изобретение им нового способа съемки анимационных фильмов – с помощью игольчатого экрана – сделало Алексеева основоположником нового анимационного кино и прародителем компьютерной графики.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Лидия Степановна Кудрявцева , Лола Уткировна Звонарёва

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии