Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Еще раз я приехала в Горький в середине мая 1984 года, когда стало известно о возбуждении уголовного дела против Елены Георгиевны и голодовке Андрея Дмитриевича за выезд Е. Г. на лечение. Это было очень страшное время. И поездка была страшной, потому что безрезультатной. Не сказав ничего своим домашним (боялась подслушивающего телефона), я вышла из дома рано утром и поехала в Горький на перекладных. До дома 214 добралась, когда уже стемнело. Прямо перед балконом стоял загораживающий его большой фургон, а под вторым окном стоял милиционер, значит, нельзя было даже приблизиться. Темнота в окнах и незашторенные занавески говорили об отсутствии хозяев. Но мне чудился какой-то огонек внутри, как будто горит настольная или ночная лампа. Правда, я не была уверена, что мне не кажется. Вернулась на остановку, снова приблизилась к дому, и опять не смогла понять… Тогда я перестала всматриваться и попыталась переключиться на интуицию. Безрезультатно. В такой жуткой атмосфере она не срабатывала. В кружениях вокруг этого дома я физически, всеми фибрами, ощущала ужас тоталитарного режима, сгустившегося вокруг меня в виде удивительно холодного для середины мая и темного вечера, заставлявшего дрожать, чувствовать себя униженной и раздавленной как червяк. Было отвратительно вдвойне еще от того, что накануне в центральной «Правде» мне попалась статья Гесса Холла, лидера компартии США, который вовсю поливал на весь мир своего президента, правительство и порядки в стране, лезли мне в голову до смешного простые мысли: почему ему можно даже это, а мне нельзя просто узнать о судьбе дорогих людей. Мне же ничего не надо, мне только узнать, что случилось, почему пустые окна… Наверное, надо было кричать, прорываться к двери. Но вся окутанная страхом, я так и не посмела… Уехала с первым утренним поездом, позвонив за десять минут до отхода по одному горьковскому телефону. Но и там ничего не знали о судьбе Андрея Дмитриевича и Елены Георгиевны. С этого времени, с мая 84-го, началась полнейшая их изоляция от внешнего мира, настоящая горьковская черная дыра… Между горбачевскими звонками — телефонным в Горький 16 декабря 1986 года и председательским колокольчиком за спиной Андрея Дмитриевича, в последний раз стоящего на трибуне второго Съезда народных депутатов СССР, — прошло ровно три года. За это время, я абсолютно уверена, проснулось сознание и человеческое достоинство у очень многих моих сограждан. Я благодарна горьковчанам за этот митинг, за остающуюся в городе память об Андрее Дмитриевиче Сахарове.

Кэролайн Кокс

Баронесса Кэролайн Кокс — бывшая вице-спикер британской Палаты лордов, социолог и известный правозащитник, член консультативного Совета Фонда Андрея Сахарова (США).

Для меня большая радость и честь возможность поделиться воспоминаниями об этой отважной героической женщине, посвятившей свою жизнь отстаиванию прав человека и защите слабых.

Баронесса Кэролайн Кокс, 1991.

К сожалению, я никогда не встречалась с ее мужем, лауреатом Нобелевской премии мира Андреем. Но, понимая сколь велика была разделенная с Андреем приверженность Елены фундаментальным ценностям свободы и справедливости, за которую они оба так дорого заплатили, мне кажется, что и этой чести я была удостоена благодаря дружбе с ней.

Я расскажу коротко о четырех наших встречах.

Первое мимолетное, но неизгладимое, впечатление: Елена любезно приглашает меня остановиться в ее московской квартире. «Гостевая комната» — кабинет ее покойного мужа, а кровать — диван возле его письменного стола. На этом столе она оставила его по-прежнему идущие часы. Никогда не забуду, как легла спать под звук тех же самых часов, которые носил легендарный Андрей Сахаров и всю ночь слышал их тиканье. Какое это было счастье!

У сожженного дома, вместе с его хозяйкой, 1991.

Мое второе «путешествие по тропе памяти» возвращает меня в май 1991 года. Елена хотела в день семидесятилетия своего любимого мужа устроить в Москве очень важное мероприятие — Международный Конгресс памяти Андрея Сахарова «Мир, прогресс, права человека». Это было значимое событие. На концерте, открывавшем Конгресс в присутствии двух президентов, Горбачева и Ельцина, играл Ростропович. Мне посчастливилось принять участие в работе организационного комитета Конгресса и председательствовать на одной из его основных сессий. Для меня самой этот день оказался историческим поскольку в этой сессии принимал участие говоривший страстно человек с горящими глазами и пылким сердцем. Это был известный писатель, врач, мастер спорта и депутат Верховного совета Нагорного Карабаха.