С помощью Елены мы с Джилл успели вовремя приехать в Москву на похороны Андрея. Елена сказала нам, что мы должны появиться у них дома, на улице Чкалова (теперь это Земляной вал) в 8 часов утра 18 декабря. Присоединившись к небольшой группе родственников и друзей, мы сели в желтый автобус, который, казалось, бесцельно блуждал по московским улицам, до тех пор, пока мы не приехали к зданию Президиума Академии наук. Там под проливным холодным дождем нас ожидал Горбачев, еще несколько членов Политбюро и крупных советских чиновников. Горбачев выступил первым. Отдав дань памяти Сахарову, он предоставил слово Елене. Вежливо, но твердо она сказала, что лучшей памятью Сахарову было бы признание Мемориала и его официальная регистрация. Ранее Елена отказалась от предложения Горбачева выставить гроб с телом Сахарова для прощания в Колонном зале дома Союзов. При поддержке Мемориала прощание прошло во Дворце молодежи, куда был открыт доступ всем желающим. Елена также отказалась похоронить Сахарова на полуофициальном Новодевичьем кладбище, предпочтя ему более скромное Востряковское кладбище. Все четыре изматывающих, горестных дня после смерти Сахарова она действовала с удивительными самообладанием, достоинством и выдержкой, сохраняя трезвость суждений. Она делала это из любви к Андрею, заботясь о его месте в истории.
Однажды осенью 2000 года Елена попросила меня приехать к ней в Бруклайн (район Большого Бостона). Она согласилась встретиться с Борисом Березовским, олигархом, живущим на Западе после ссоры с Путиным. В тот день я появился у нее на квартире первым. Вскоре приехал Березовский с Александром Гольдфарбом, который тогда был его помощником. Первый час Елена и Березовский провели за чаем, обсуждая политическую ситуацию в Москве. Затем Березовский спросил ее, не согласится ли она стать председателем организуемого им
Я понимал, что этот вопрос будет поднят, и решил, что, если меня спросят, я намерен просить о пожертвованиях в размере 300 000 долларов ежегодно в течение трех лет на Фонд Андрея Сахарова в Москве, у которого кончались деньги. Елена спокойно попросила три миллиона долларов на Фонд Сахарова. Ответ Березовского был таким:
— Этого достаточно, чтобы поддержать Фонд и обеспечить его развитие?
— Достаточно, — ответила Елена.
Единственная просьба Березовского сводилась к тому, чтобы Елена объявила об этом гранте по возвращении в Москву в декабре. Александру и мне было поручено заняться вопросом передачи денег, что мы и сделали позднее в Нью-Йорке.
Березовский предложил мне лететь тем же вечером в Нью-Йорк на его частном самолете, но я отказался, сославшись на то, что спешу попасть домой к жене, и улетел шаттлом в половине девятого вечера.
Просто Елена была самой лучшей!
Она была столь многогранна — так много талантов. Она объединяла людей.
Она была мужественной и бесстрашной женщиной, не боявшейся ничего и сделавшей много. Она неустанно сражалась за людей и справедливость.
Она умела готовить и угощала нас невероятно вкусным печеньем. Она была преданной матерью и бабушкой, но больше всего любящей и заботливой женой.
Россия потеряла деятельного и небезразличного гражданина — история это покажет.
Мне не хватает тебя, Елена!
ВОСПОМИНАНИЯ О ПЕРВОМ КОНГРЕССЕ ПАМЯТИ АНДРЕЯ САХАРОВА (21–25 мая 1991 г.)
Весной 1990 года, вскоре после смерти Андрея Сахарова, Елена Боннэр предприняла шаги, направленные на сохранение памяти Сахарова и увековечение его наследия. Она основала Фонды Андрей Сахарова в Москве и Нью-Йорке, создала Организационный комитет Первого международного Конгресса памяти Андрея Сахарова, и сама стала председателем этих организаций.
Я и моя жена посетили первую встречу Организационного комитета, посвященную планированию Конгресса, которая состоялась в июне 1990 года. Отчет об этой встрече начинается со слов вполне заслуженной похвалы Сахарову и Боннэр: