Андрей Ярославич

Андрей отдыхал душою. Во Владимире с ним сторожко держались, недоверчиво. Не до любования им рыло. Не верили в Андрееву власть, о себе тревожились, гадали — под чьей рукою могут уже в самое близкое время очутиться… А здесь Андрей был тем, чем и назначен был от природы быть, — правителем — жемчужной тучей. Он очень сожалел, что нечем ему отдарить новых своих доброжелателей. Но, кажется, одного его вида и милой улыбки им было довольно… Андрей невольно вспомнил, каким враждебным ему когда-то казалось новгородское торжище. Для того и вел его туда Александр — смутить, огорчить. А что вышло? Ведь и новгородцам Андрей глянулся… А что теперь с Александром? Жив ли?.. Не надо, не след об Александре думать сейчас. Что бы там ни было, Андрей не хочет смерти брату… Но и думать о нем не хочет, не хочет…

В Дорогичине ночевали в хоромах, где останавливался в свои наезды сам князь. Дом белокаменный был, покои богато убранные…

А самым прекрасным в галицко-волынских землях открылись для Андрея горы. И прежде, на пути в Каракорум, видывал он горы, но те горы были для него какие-то холодные, над людьми вздымались и будто не желали приближаться к людям. А в здешних горах душе его сделалось тепло. Высота их была радостной, и легко, нестрашно переходили в крутизну каменную плавные, мягкие очертания холмов. Зато луга сходны были с монгольскими — с головой уходишь в травы цветущие, и сетью живою раскидывается над растениями медоносными хоровое звучное жужжание… Люди в шкурах пасли стада овец. И сыр, большой, влажный молочно и округлый, являлся из кадки деревянной, как дитя из чрева матернего, как таинство… А вода плескучая горных источников так холодна и сладка была… Слушая рассказы и пояснения дворского о князе Данииле, Андрей все более проникался приязнью самой теплой и восхищением искренним. Отчасти, конечно, он заражался настроением своего спутника и сопроводителя, который боготворил князя. Теперь Андрей понял, почему дворский так спокойно говорил о Домажиричах; ведь, разоряя замок Лазоря, отца Маргариты, славный полководец исполнял волю своего боготворимого правителя, а в самой высшей справедливости этой воли он не сомневался никогда!.. И этому отношению, этому настрою трудно было не поддаться, видя перед собой воочию деяния князя. В сущности, Даниил Романович создал Галичину и Волынь. Его приказаниями основаны, выстроены были города — Угровск, Дорогичин, Данилов, Львов, Холм… Он создал Галицко-Волынскую Русь, он не дал погибнуть всему южнорусскому после падения Киева…

Андрей отстоял утреннюю службу в холмской церкви Иоанна Златоуста. Поклоны творил старательно и с раздумчивостью тихой. После залюбовался деревянной резьбой убранства. Наружу вышел и, отступив поодаль, глядел на четырехстолпную постройку, на каменную резьбу фасадную… Как это часто бывает, мысли, копившиеся исподволь, приняли вдруг очертания ясные… И вот что думалось… Александр и Даниил — великие правители, Андрей это знает и с этим своим знанием не спорит. К одному из них Андрей тянется, с другим не может согласиться, но оба — великие правители. И рано или поздно деяния их дадут плоды величия. Прежде — Александровы деяния, а в будущем и вовсе отдаленном — и Данииловы. Это знает Андрей. Но сам он, сам… Остро чувствует он сейчас, именно сейчас, что не судьба ему победы одерживать на битвенных полях, не суждено ему воздвигать и украшать города… Но неужели он всего лишь неудачник, правитель не на месте?.. Кирилл в одной из проповедей своих помянул правителей, неспособных истинное величие от ложного отличить. В Андрея сию стрелу свою наметил отравную. И Андрей смолчал. Не посмел окоротить… Все же — пастырь духовный… Срам!.. Но неужели так и запомнят его?.. Слабовольный, горячий, да неразумный, «сиротиночка, головушка бессчастная»… Нет!.. В метаниях его души, в напряжении мысли — своя суть, своя неведомая еще цель, которая будет уцелена. Когда-нибудь поймут и его величие, величие в отчаянии и унижении. Услышат его голос!..

Столица Даниилова — Галич — резные карнизы и стены фасадные, островерхие кровли — разубрана, разукрашена стягами цветными. Буда и Вена в праздничные дни свои столь красиво не разубирались.

Почти девять лет миновало с той поры печальной, как погромлен был город войсками тартаров-монголов. Но ныне Галич отстроен и вновь живет, цветет…