Андрей Боголюбский

- Пошли, мастер! - обратился щитник к Кузьме. - Пойдёшь с нами на княжой двор. Покажем тебя Андрею. Нет силы терпеть дольше лютости Фёдора! Пусть князь посмотрит.

Николай начал было возражать, но вмешался Алексей:

- Пусти его, Николай, чтобы Фёдор и другим не сделал зла. Пойдём все вместе!

На противоположном конце княжого двора, куда пришли горожане, в конном строю стояли дружинники. Холодно поблёскивали надвинутые на лоб шлемы, застоявшиеся кони переступали с ноги на ногу. Мечник Игорь, повернувшись к строю, что-то крикнул. Всадники тронулись и подъехали к крыльцу. Увидев движение дружинников, толпа на минуту замерла, а потом смело пошла дальше и заполнила двор. Щитник, державший Кузьму за руку, крикнул Игорю:

- Мечник, поведай князю, что пришли его люди! Хотим говорить. Пусть выйдет.

Но князь уже был на крыльце:

- Почто пришли, люди?

Все закричали: «Оголодали!.. Задаром работаем!..» Князь поднял руку:

- Не все. Пусть кто-нибудь один.

Из толпы вышел щитник, поддерживая Кузьму за локоть.

- Пришли, князь, искать твоей правды. Невмоготу терпеть лютости епископа Фёдора! Посмотри, что со стариком сделал…

Глядя на народ, Андрей подумал: «Крикнуть Игорю, чтобы взяли в мечи? Побегут владимирцы, дико крича, оставляя на пути изрубленных… - И тут же трезво: - Их не одолеешь. Сожгут всё дотла и разбегутся по лесам. Тогда прощай замыслы сделать Владимир столицей Руси! Разрознится земля, опустеют соборы…» Князь поглядел на старика, которого горожане вытолкнули вперёд. Жутко было видеть страшные, лишённые очей глазницы. У Андрея остро закололо сердце, как там, в Боголюбове, когда он в первый раз осматривал свой замок. Закусив губу, бледный от гнева, князь обернулся. Он не обратил внимания на притихшего Кучковича, у которого, точно от озноба, не попадал зуб на зуб, не посмотрел на ухмылявшегося Амбала. Глазами Андрей нашёл Фёдора. Епископ сгонял, опустив голову, по привычке перебирая янтарные чётки. С трудом выдохнув подкативший к горлу воздух, князь поднял руку:

- Идите с миром! За обиды ваши виновных накажу. Верьте вашему князю! Он зла вам не мыслит.

Вечером епископ стоял перед князем. Не смея поднять глаз, виновато опустив голову, Фёдор молча выслушивал упрёки Андрея:

- Я думал, найду в тебе достойную опору в борьбе с греческими попами, а ты? Озлобляешь людей, у несчастного старика, мастера моего, вынул очи…

Фёдор хотел что-то сказать, но князь его перебил:

- Молчи, ты скажешь, что он еретик, молился старым богам под овином! Да разве они мешали ему работать для меня, для моей дружины? Половина владимирцев верует бог знает во что, а строит христианские соборы. Надобно искоренять поганую веру, но делать это с разумением, не озлоблять горожан.

Фёдор начал было оправдываться, но князь только махнул рукою:

- Молчи!.. Невмоготу слушать…

Через несколько дней к князю во Владимир, как нарочно, прибыл из Царьграда епископ Леонтий. Шурша шёлком чёрной рясы, он вошёл в приемную горницу с монахом, посланцем патриарха.

Помолившись, Леонтий с послом отвесили князю поклон и попросили слова. Князь разрешил. Посол выступил вперёд. Вытащив пергаментный свиток со свисающими на лентах печатями, протянул Андрею Юрьевичу:

- Тебе, князь, ответ на прошение твоё, посланное его смирению, патриарху.

Андрей ответил сухо:

- Долго же патриарх не мог ответить на мои грамоту!

Посол усмехнулся, но промолчал. Князь передал свиток Паисию для прочтения.

- «Грамота благородия твоего нашему смирению принесена была твоим послом и прочтена была на соборе…»

Князь слушал внимательно. Некоторые места заставлял перечитывать второй раз. Патриарх отказывал в разрешении иметь во Владимире своего епископа и оправдывал Леонтия.

- «Так как мы узнали из грамот священного митрополита и епископов и от самого посла державного и святого нашего царя и от многих иных, что такие обвинения на епископа неоднократно заявлялись на вашем местном соборе и перед великим князем всей Руси оказались недостаточными для осуждения епископа…»

Князь посмотрел на Леонтия. Он стоял, скрестив руки на животе, опустив голову. Пламя свечей поблёскивало в его намазанных маслом волосах. Андрей почувствовал вдруг, что от запаха ладана и елея, который принесли с собой греки, ему стало душно.

- «Этот епископ, - продолжал чтец, - послан твоему благородию, как от самого Бога, нашим смирением и священным великим собором…»

Патриарх выражал надежду, что князь не захочет противиться суду святителей и патриаршему, не захочет просить иного епископа, в противном случае ему грозили отлучением от церкви.

Когда Паисий закончил, в комнате стало тихо. Яким Кучкович наклонился к уху Амбала.

- Фёдору-то конец! - прошептал он, еле скрывая радость. - И Андрей ничего не сделает. Страшное это слово - отлучение!

Князь сидел молча.

- Передай патриарху, посол, - сказал он поднимаясь, - воля его в делах церковных для меня закон. Но как быть с епископом Фёдором, которого он ранее поставил в Ростов Великий?

Монах-грек развёл руками: