Андрей Белый. Между мифом и судьбой

Я заполнил десять раз в переезд листы рядом цифр, устанавливающих год и день моего появления на свет; это все — эфемерные даты; второй биографии, подлинной, нет в этих датах; а биография первая укрывает зерно человеческой жизни моей <…> крапами мелких событий, скрывающих дух Человека (ЗЧ. С. 289).

5. «БЛОКОВСКИЙ ДНЕВНИК». 1921

Итак, в апреле 1919‐го Белый прекратил вести дневник, начатый в Советской России в 1918‐м. Но доподлинно известно, что он вновь обратился к дневниковым записям в 1921 году, на следующий день после смерти А. А. Блока (7 августа), и делал эти записи до 6 сентября[1542]. По словам публикаторов (С. С. Гречишкина и А. В. Лаврова), дневник 1921 года важен «и для воссоздания эпизодов, фактов и подробностей, связанных с этим трагическим событием, и для характеристики взаимоотношений двух поэтов. По существу, это была первая попытка итогового осмысления их почти двадцатилетнего общения»[1543]. Он содержит также и «разнообразные свидетельства о поэте как самого Белого, так и со слов других лиц»[1544], и описания первых собраний «памяти Блока».

Записи прервались именно в тот день, когда Белый выехал из Петрограда в Москву. Перед отъездом дневник был отдан Иванову-Разумнику, в архиве которого и сохранился — к сожалению, «в дефектном состоянии». Как отмечено публикаторами, «многие листы автографа были утрачены, некоторые дошли в поврежденном виде, от нескольких листов уцелели лишь клочки, по которым невозможно реконструировать содержание текста. Часть текста восстанавливается по машинописной копии, снятой с рукописи Ивановым-Разумником, но и она также уцелела не полностью. Некоторые фрагменты (составляющие около 1/5 всего текста) не сохранились ни в автографе, ни в машинописной копии»[1545].

Впоследствии, в письме к К. Н. Бугаевой от 1 июля 1934-го, Иванов-Разумник вспоминал: «Б. Н. с 7‐го августа 1921 года по начало сентября, целый месяц, вел дневник, очень подробный, день за днем отмечавший его впечатления и настроения — с того момента, когда я, вернувшись домой в Д<етское> Село с квартиры Блока, сообщил Б. Н. о смерти (Б. Н. тогда жил у нас). Этот „блоковский дневник“ Б. Н. подарил мне, уезжая осенью 1921 года за границу. Дневник — ценнейший для Б. Н. и для Блока <…>»[1546]

Такой подарок на первый взгляд кажется странным, но Белый ясно осознавал общественную значимость своих свидетельств и, вероятно, оговорил с Ивановым-Разумником возможность их публичного оглашения, выделив даже (красным карандашом на полях) наиболее важные места текста. «Передавая его мне в прошлом году, Борис Николаевич разрешил пользоваться им „по мере разумения“ <…>», — сообщал 28 августа 1922 года Иванов-Разумник вдове поэта Л. Д. Блок[1547].

Это разрешение было реализовано уже после отъезда Белого в Берлин. Так, в объявлении о посвященном памяти Блока заседании Вольной философской ассоциации 27 августа 1922 года указывалось, что заседание «закончится чтением отрывков из дневника Андрея Белого (август — сентябрь 1921 года), которые переносят в настроение первых дней и недель после смерти Блока»[1548]. Зачитывал дневник Белого («то, что помечено сбоку красным карандашом»[1549]) сам Иванов-Разумник. В том же письме к Л. Д. Блок он рассказывал, что при чтении «вместо имен называл лишь условные буквы, за исключением перечня имен известных — при описании панихиды и похорон», и что «прочел даже не все отмеченное красным; кончил местом, где цитата: „Он весь — свободы торжество“. Впечатление, по общему отзыву, было очень сильное»[1550].

28 августа, на следующий день после заседания Вольфилы, Иванов-Разумник отправил дневник Белого Л. Д. Блок («Посылаю Вам для прочтения дневник Андрея Белого»[1551]), сделав предварительно и, вероятно, именно для этого машинописную копию с автографа. Не исключено, что Л. Д. Блок была не единственной, кому он давал возможность ознакомиться с записями Белого.

Предупредив в письме к Л. Д. Блок, что дневник Белого «не для печати», Иванов-Разумник тут же добавил: «<…> во всяком случае еще не скоро для печати». Такое добавление, как кажется, указывало не столько на интимность и секретность документа, сколько на возможность его переработки в литературную продукцию. И примечательно, что, приведя в сборнике «Вершины» (1923) обширную цитату из записей Белого (за 31 августа 1921 года), Иванов-Разумник представил ее не как фрагмент личного дневника, а как «слова самого Андрея Белого из одной неизданной его заметки»[1552]. Продолжая мысль Иванова-Разумника, допустимо предположить, что неизданное сегодня будет издано в будущем…