Андрей Белый. Между мифом и судьбой

В 1930‐м году я ездила с театром за границу и в Швейцарии встретилась с Э<милием> К<арловичем> Метнером, бывшим другом Бориса Николаевича. Узнав, что я с ним знакома, Метнер пришел ко мне в гостиницу и буквально часа два метался по номеру, жалуясь, плача, чем-то восхищаясь, на что-то обижаясь на Бориса Николаевича. Я тогда ровно ничего не знала о том, что его волновало, о чем теперь я очень хорошо знаю из напечатанных мемуаров Бориса Николаевича. Но его переживания все же, видимо, меня как-то тронули и по приезде домой в Москву я весьма косноязычно, совершенно не понимая, о чем идет речь, все же попыталась рассказать Борису Николаевичу. И, несмотря на всю корявость моей передачи, он услышал что-то, я увидела слезы на его глазах и он сказал, я не помню какими словами, но смысл был, что «примирение состоялось»[1290].

Галина Сергеевна Киреевская (1897; в анкетах Камерного театра 1899–1987) была близкой знакомой Андрея Белого и К. Н. Бугаевой. В 1918 году Киреевская окончила Московскую консерваторию, в 1922–1939 годах была актрисой театра Таирова. С четой Бугаевых ее связывала антропософия: она также была членом московского антропософского общества и оставалась верной учению Р. Штейнера до конца жизни. Собственно, и познакомились они в 1924‐м «по антропософской линии», придя вместе с антропософкой Д. Н. Часовитиной на чтение стихов М. А. Волошина: