В утверждении Белого, будто «фокстрот» был «реакцией не на личные „
Именно как следствие навалившихся на Белого несчастий, из которых самое страшное — уход Аси, понимал его танцевальную горячку В. Ф. Ходасевич:
Его очень задергали в Берлине. Жена пишет ему злобно-обличительные послания. Мать умерла. Добронравные антропософы пишут ему письма «образуммевающие» <
Он же «диагностировал» в танце Белого эротический подтекст и, можно сказать, эротический протест:
He в том дело, что танцевал он плохо, а в том, что он танцевал страшно. В толчею фокстротов вносил он свои «вариации». Танец превращался в чудовищную мимодраму, порой даже и непристойную. <…> То был не просто танец пьяного человека: то был, конечно, жест: символическое попрание лучшего в себе, кощунство над самим собой, дьявольская гримаса себе самому — чтобы через себя показать ее всему Дорнаху. <…> Он словно старался падать все ниже. Как знать, может быть и надеялся: услышат, окликнут… Но Дорнах не снисходил со своих высот, а Белый ходил по горячим угольям. <…> Возвращаясь домой, раздевался он догола и плясал, выплясывая свое несчастие[834].
Мучительные выяснения отношений с Асей, лежавшие и в основе конфликта Белого с Антропософским обществом, и подтолкнули его к пересмотру взглядов на эвритмию. Ася в то время полностью отдалась эвритмии и гастролировала с эвритмической труппой Гетеанума по всей Европе. Она приезжала в Берлин не к Белому, а исключительно по работе, в соответствии с графиком заранее намеченных представлений («<…> мы с ней виделись мимолетом, при ее проездах через Берлин» —
Видел д-ра Штейнера и Асю. Представь: первый человек, которого я встретил в Берлине, была Ася; она с доктором проехала из Швейцарии через Берлин в Христианию; и — обратно: давать эвритмические представления; мы провели с ней 4 дня; и на возвратном пути она осталась 4 дня в Берлине.
В общем — не скажу, чтобы Ася порадовала меня; она превратилась в какую-то монашенку, не желающую ничего знать, кроме своих духовных исканий[836].
Нарастающее раздражение занятостью жены отчетливо прослеживается в письмах Белого того времени: