Ибо то, что случилось, мы не ожидали н-и-к-а-к, даже принимая во внимание рассеянность москвичей. Первого марта пришло Ваше письмо с неопределенным ответом[3636]. И это был день, когда уже мы обречены платить за весь март 130 марок[3637]. Приди Ваше неопределенное нет за 2 дня, 130 марок были бы у нас в кармане. Сегодня 3-ье марта: мы думали, что хозяйка будет к нам милостива, но… оказалось: 130 марок за весь март таки мы должны заплатить, что в свою очередь нас совершенно подводит, ибо вырывает из суммы, ассигнованной на отъезд и неопределенно долгий срок жития в Боголюбах, где все же хотя и маленькие траты – но траты есть.
Когда я писал о категорическом ответе, я знал, что писал; и неопределенное Ваше «нет» в последнюю минуту отражается во всех смыслах для нас ужасно.
Нас еще, чего доброго, ограбят, вменят там какое-нибудь пятно чернил на ковре или подведут еще каким-нибудь образом (подлее берлинца – я не встречал типа). Но и так: мы подведены на 130 марок; и этот подвох, дорогой друг, я вменяю Вам прямо[3638].
Все, что я писал 3 месяца назад, как устрашающую мысль, свершилось, вопреки Вашим успокоениям («чего Вы беспокоитесь»).
Вы вообще, Эмилий Карлович, понимаете нас как-то упрощенно. Сидят две птицы небесных; можно им в последнюю минуту черкнуть что угодно, и с легкостью поразительной без всяких житейских тревог (счетов, квартирных соображений и т. д.) небесные птицы слетают с места…
И вот на Ваш отказ в третьем лице («Мусагет авансировать абсолютно не может»), который я благоговейно принимаю (о чем же у меня шла речь в письме 3 месяца назад, что мы – банкроты[3639], и к чему это Вы утруждали себя нас успокаивать?..), тем не менее я очень прошу хотя бы в счет «Пут<евых> Заметок», отданных Сирину, ссудить нас 130 марками, которые мы бросили на ветер (не предупрежденные вовремя) и которые из нашей кассы без всякой вины с нашей стороны (мы всё сделали, чтобы нас уведомили заранее) отнимают у нас большой куш.
Простите, дорогой друг, за «житейскую прозу», которой я нарушаю Вас досуг.
Остаюсь любящий Вас Борис БугаевP. S. О перемене адреса я своевременно извещу.
РГБ. Ф. 167. Карт. 3. Ед. хр. 11. Датируется по указанию даты в тексте и по почтовому штемпелю отправления: Berlin. 3. 3. 13. Отправлено адресату вместо п. 293.295. Метнер – Белому
21–22 февраля (6–7 марта) 1913 г. Имение К. В. ОсиповаТраханеево 21/II–6/III 913.Дорогой Борис Николаевич!Получена следующая телеграмма от Терещенки:
«Сирин, подробно обсудив, не может теперь издавать собрания сочинений Белого. Предлагаем следующий выход: теперь же взять путевые заметки, уплачивать Бугаеву с первого марта гонорар по 333 р. и немедленно по получении черновика романа от Белого решить вопрос о напечатании. Совсем не читая решить затрудняемся. Блок Белому телеграфирует. Терещенко»[3640].
1) Обращаю Ваше внимание на слово «теперь», мною подчеркнутое. Надежда не потеряна. А мы с Блоком будем налаживать и постараемся изгладить то впечатление, которое, вероятно, произвел на Терещенко разговор с Брюсовым[3641].
2) Должен сказать, что по московскому разговору с Терещенко[3642], казалось, не было никаких принципиальных сомнений в полнейшем «переходе» Вашем в Сирин; лишь во время петербургской беседы возникли кое-какие сомнения, о которых я Вас тотчас же и уведомил; в середине между московским и петербургским разговором[3643] произошло свидание Терещенки с Брюсовым и с Вами[3644]; не имея основания думать, что Вы не понравились Терещенке, следует предположить наговоры Брюсова.
3) Советую Вам написать Михаилу Ивановичу Терещенке, что никакого черновика у Вас нет (я ему об этом уже дважды сообщал) и что Вы попытаетесь уговорить Некрасова отправить на неделю рукопись романа; далее предложите сам от себя издание Ваших поэтических произведений (без теории[3645]); я лично ни за что не могу взять на себя ответственности за такую неприятную уступку.
4) О том, чтобы гонорар был прислан не позднее 1 марта, я написал Сирину.
5) Ваше письмо, полученное в Москве 18/II ст. ст. и привезенное мне сюда сегодня[3646], я отказываюсь понять по след<ующим> причинам.