Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

Только что получил Ваши два письма, коротких, но полных беспокойства (весьма понятного). Некрасов получил все 17 или больше листов. Издать он хочет первые 9, рассматривая их совершенно произвольно как I часть романа[3615]. Утаивать рукописи он не собирается, но не выдает ее, пока не получит деньги, а Сирин требует сначала рукопись, а потом только собирается расплачиваться. Чтобы покончить эти споры, я написал решительное письмо Терещенке, но тот выехал за границу на несколько дней и неизвестно куда; по возвращении (оно, вероятно, уже состоялось) я получу ответ[3616].

На второе Ваше письмо о 250 р. ответить не так-то легко. Мусагет в нынешнем году имеет еще меньшую субсидию, нежели в прошлом, между тем отпадает только одна книжка Логоса, ибо в прошлом году вышла только одна (в 1913 г.[3617] Логоса мы не издаем больше). Мусагет близок к банкроту, ибо урегулировать денежные дела в один темп с печатанием неожиданно готовых и давно заказанных рукописей страшно трудно. Дорогá каждая копейка… Что делать, решительно не знаю. Хочется Вас выручить, но боюсь посадить Мусагет окончательно на мель. Ведь таких авансов не выдавало ни одно издательство. Кроме того, отчет же я должен представить издателям, и новые авансы надо как-нибудь оправдать. Вы скажете: почему не печатали Ваших Заметок[3618]; но Ваш аванс есть сумма, превышающая гонорар за Заметки + расходы по их печатанию. Ну, я перестану хныкать и рассуждать и скажу прямо: если с Сирином еще не выяснится к 1 марта и он не пошлет Вам денег, то, конечно, придется сделать это Мусагету, но я все-таки прошу Вас попытаться занять хотя бы половину (125 р.) у Марг<ариты> Кирилловны[3619] или у Вашей мамы. Лишь в самом крайнем случае и безусловно в последний раз всю сумму 250 р. вышлет Мусагет. Если это мое письмо запоздало – не моя вина: я получаю письма лишь один раз в неделю, когда бываю в городе. На этот раз я их случайно получил здесь и позднее, вследствие сдвига моего посещения Москвы. Отсюда отправить в тот же день не мог. Снежные заносы, и почта на станцию редко ходит. Это письмо отойдет лишь завтра, т<ак> к<ак> Коля[3620] едет в Москву. Кончаю, т<ак> к<ак> поздний час и я страшно устал. Не думайте, что я отказываю или упрекаю Вас, дорогой друг. Лишь крайняя нужда требует от меня этого, чтобы я предложил Вам попытаться занять хотя бы половину у кого-нибудь другого.

Обнимаю Вас.

Ваш любящий Э. Метнер

Привет Асе.

Коля и Анюта[3621] кланяются.

Концерт Коли и в Москве сошел блестяще при почти переполненном зале[3622].

РГБ. Ф. 167. Карт. 13. Ед. хр. 7. Л. 30–32. Текст – в копировальной книге Э. К. Метнера.

Ответ на неизвестное нам письмо и на п. 290.

293. Белый – Метнеру

17 февраля (2 марта) 1913 г. Берлин

Дорогой друг!

Перечитываю Ваше письмо…[3623] Совершенный кошмар: ничего не понимаю. На 5 умоляющих писем[3624] ответить о первом марте, ибо (как я уже 5 раз писал) эти числа для нас роковые и (как опять-таки Вам это известно) у нас с марта 1) денег ни гроша, 2) мы не знаем, можем ли без осложнений уехать, 3) мы лишаемся огромной важности нас лично касающегося курса – на пять умоляющих писем Вы пишете (в предпоследнем письме) «успокойтесь», а в последнем «Мусагет не может авансировать»[3625] в третьем лице – не то что «Вам не может 1-го марта прислать, ибо и вообще не может»; Вы, дорогой друг, пишете «не может в принципе авансировать».