Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

4) В Петербурге я имел продолжительное совещание в редакции Сирина обо всех вопросах[3488]. (Терещенко передал мне Ваше письмо[3489] и привет Аси. Он рассказывал о Вас, найдя Вас очень бодрым и энергичным, чему я порадовался). – Терещенко не мог присутствовать все время совещания, которое после его ухода продолжалось между мной и Разумником Васильевичем. – Так как я не мог остаться еще день в Петербурге (я и без того застрял там из-за того, что Терещенко запоздал с своим приездом в Петербург), то я (по совету Блока) написал Терещенке мое окончательное решение о Вашем деле.

5) Оно сводится к следующим пунктам: а) по крайней мере одна из рукописей (или роман, или Путевые заметки) должна быть проведена в Сборниках по 200 р. за лист.

b) Необходимо объявить подписку на издание полного собрания сочинений Андрея Белого в 18–20 томах.

c) Оба пункта a и b должны быть решены и приняты вместе, а не раздельно и притом по возможности в непродолжительном времени.

d) Я беру на себя труд вступать с Вами в переговоры относительно выпуска или переработки той или другой статьи, которая Комитету Сирина представится не вполне приемлемой[3490].

Ad d NB: этот пункт есть результат одной из частей нашего петербургского совещания. Дело в том, что многое в Символизме (а отчасти и в Арабесках) кажется Терещенке балластом для собрания сочинений, недоступным даже образованному и нередко неприемлемым. Терещенко даже вскользь заметил, что, может быть, можно издать только художественные произведения. Я сказал (и подтвердил в письме), что согласия на это дать не могу, т<ак> к<ак> считаю это (ввиду издания полного собрания Брюсова) совершенно неприемлемым для Андрея Белого и что если Комитет не согласится издать все, то пусть редакция обратится лично к Вам за разрешением издать с выключением теоретического и критического. – Вам скажу, что это невыгодно; в особенности если окажется, что и роман и Путевые заметки пойдут только в собрании; ибо тогда за роман Вы получите не больше, чем бы Вы получили от Некрасова; гонорар за симфонии, стихи и Голубя пойдет на уплату Ваших долгов; остается только одна выгода: более скорое издание Пут<евых> Заметок (без рисунков), нежели это в состоянии сделать Мусагет. – Сирину так сильно хочется печатать Вас, что не надо до поры до времени уступать; пусть он сам уступит. – Смущает Терещенко (кажется, и его сестру) Ваша философия и критика в двух направлениях: риккертьянском и штейнерьянском. Он изучал Риккерта и других неокантьянцев в Лейпциге, и ему кажется несколько произвольным <так!> Ваша интерпретация. (В критике он находит кое-что резким). Кроме того, Терещенко боится, что Вы потребуете, чтобы и все будущие Ваши теоретические сочинения также вошли в собрание. Между тем, эти сочинения вдруг окажутся штейнерьянством, а оба Терещенки страшно боятся теософии. Я думаю, что пункт о штейнерьянстве отпадает, т<ак> к<ак> либо Вы не будете писать о штейнерьянстве, либо, пиша об этом в Тр<удах> и Дн<ях>, не станете требовать, чтобы эти статьи вошли в собрание. Что же касается риккертьянства, то я по поводу Вашего философствования написал Терещенке письмо, где доказываю, что Вы самостоятельный мыслитель, что и Дейссен не безгрешен в толковании Канта, а между тем профессорствует в Киле, что Ваша философия тесно связана с Вашим искусством и т. д. Думаю, что мне удалось рассеять его сомнения. – Почему вдруг возникло сомнение, подойдет ли роман для Сборников? – спросите Вы. Ответить наверняка трудно. М<ожет> б<ыть>, напортил Брюсов, который недавно был в Петербурге и наверно говорил что-н<ибудь> о романе Разумнику Васильевичу. М<ожет> б<ыть>, эти подозрения и напрасны: просто роман слишком велик для сборников; поэтому я и предлагаю одно из двух, ибо Путевые Заметки, конечно, пожалуй, удобнее разбить на отделы для нескольких сборников. Вот и всё пока. Терещенко был очень мил и любезен. Надо надеяться, что мы победим. – Концерт Коли[3491] сошел блестяще. Почти все билеты были проданы. Огромный успех. Отличные и даже восхищенные рецензии (если не считать язву Каратыгина)[3492]. Надо надеяться, что мы победим. Обнимаю Вас крепко, дорогой друг. Привет Асе. Коля и Анюта[3493] кланяются. Надеюсь, что в конце февраля все выяснится окончательно.

Ваш Э. Метнер.

РГБ. Ф. 167. Карт. 13. Ед. хр. 7. Л. 11–17. Текст – в копировальной книге Э. К. Метнера.

285. Белый – Метнеру

30 января (12 февраля) 1913 г. Берлин

Дорогой Эмилий Карлович!