Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

Спасибо Вам, дорогой Борис Николаевич, за Ваше письмо, полученное мною сегодня. А вчера я отправил письмо Алексею Сергеевичу, в котором я между прочим пишу и о войне уже спокойнее и обстоятельнее; спрашиваю и его сердечного совета[1173]. Прочтите это письмо, т<ак> к<ак> мне не хочется вторично повторять одно и то же. Кстати, в этом письме идет речь о Гоголе, и о взгляде на последнего, мнении о последнем Антония, Петровского, Мережковского, Назария[1174]. Что Вы скажете?? Спросите у Петровского, в чем контроверза… Что касается философского обоснования Вашего совета, то у нас тут с Вами принципиальная контроверза. Повторяю, «философского» апостериорного[1175], т<ак> к<ак> с априорной стороны я очень ценю Ваш совет и пока, сейчас, почти что готов ему, не рассуждая, последовать. Но все-таки в двух словах скажу, что не согласен войну (которая просто – драка оптом, en-gros[1176]) считать таким «стихийным» явлением, которому надо отдаться. Вообще я жду, сложа руки, я квиэтичен только в «нуменальном», почему «начнем же делать» Мережковского принадлежит к наипротивнейшему из всего, чтó я знаю. В области же «феноменальной» как бы стихийно явление, стоящее передо мною, не было, я считаю человеческою обязанностью действовать во-первых, и во-вторых, притом действовать по своему крайнему разумению, хотя и принимая во внимание безотчетное чувство свое, равно как и предчувствия и голоса сердца ближайших людей, в особенности столь тонких, столь толерантных и столь любящих, как Вы… Осудил ли бы я себя, покинув свое «отечество»? Отчасти ответом на это служит мое письмо Петровскому, которое Вы непременно прочтите. Итак, отчасти – нет; как civis[1177] – нет; но пожалуй, нет, даже наверное, осудил бы свой эгоизм, свою немощь, дряблость, бесцеремонное обращение с фамилией, которую ведь ношу не я один. «Есть упоение в бою»[1178], и я солгал бы, что «драка en-gros» – органически мне ненавистна… Однако пора кончать. Хочу непременно, чтобы завтра же Вы прочли это письмо. Еще раз спасибо, милый, дорогой Бор<ис> Ник<олаевич>, за письмо. Передайте мой привет и уважение Вашей матушке. Анюта[1179] кланяется. Приезжайте.

Ваш Э. Метнер.

РГБ. Ф. 167. Карт. 24. Ед. хр. 3.

Ответ на п. 70.

72. Метнер – Белому

2–5 февраля 1904 г. Нижний Новгород

Н. Новгород. 2 февраля 1904 года.

Дорогой Борис Николаевич!

Писал Вам вчера (получили?), пишу и сегодня. Перечитал Ваши письма (два последних)[1180]. Какая странная вещь, что как раз накануне того дня, как Вы узнали о войне, Вы написали мне о возвратившейся радости. «Я уже изнемогал. И вот стало редеть (?)… Это кончалась (?) пелена туч и т. д.»?! «Не я один заметил, что все хорошо…»[1181]; странно, что среди этих заметивших моя Анюта[1182], которая в необычайно радостном настроении; его не в силах согнать никакие мои «феноменальные» опасения: она твердо убеждена, что идет, что приближается нечто радостное и что я приму в этом участие, а не в дальневосточном ужасе. В том же письме Вы предлагаете моему вниманию свое прекрасное стихотворение со словами «Вот ужас»:

«Отставной военный»