Анастас Микоян

Георгий Маленков не был другом ни Молотову, ни Кагановичу, оба его не любили, но парадоксально ценили его недюжинные способности и доверились ему, поскольку знали, что и Хрущёв его не любил. Враг моего врага — мой друг.

Председатель Совета министров СССР Николай Булганин всегда находился в тени Хрущёва, самостоятельной фигурой не был. Ошибка Хрущёва состояла в том, что он эту несамостоятельность подчёркивал. Более того, позволял себе оскорблять Булганина в присутствии соратников. Если бы Хрущёв хотя бы для вида держался с Булганиным на равных, тот не стал бы рисковать. Но Булганин, как глава правительства, имел в распоряжении аппаратный ресурс — верных ему людей, а также доступ к секретной информации; скажем, он знал, что глава КГБ при Совмине СССР генерал армии Иван Серов ведёт слежку за членами Президиума ЦК, и сказал об этом Максиму Сабурову, 1-му заместителю председателя Совмина СССР, что предопределило выбор последнего.

Особняком стоял Дмитрий Шепилов, министр иностранных дел, интеллигент и интеллектуал. Хрущёв способствовал быстрому продвижению Шепилова по карьерной лестнице. По мнению Таубмана, он делал это из инстинктивного уважения к учёности. Ему, малообразованому, если не сказать тёмному, нужны были рядом представители интеллектуальной элиты. Впрочем, у Таубмана есть и логические нестыковки: с одной стороны, он сообщает, что Шепилов записывал в блокнот все ошибки Хрущёва, все его ляпы, и затем на заседании Президиума ЦК зачитал эти записи; с другой стороны, Таубман говорит, что Шепилов примкнул к заговору в последний момент. Если решился в последний момент — для чего тогда составлял досье? Сам Дмитрий Тимофеевич сообщает, что его возмущало именно то, что у руля сверхдержавы стоит необразованный человек. Если это так, то это его серьёзная ошибка. От лидера требуется непреклонная воля к власти, энергия, харизма, талант организатора, а за знаниями он всегда может обратиться к своим советникам, к ближайшему окружению. С точки зрения древнейших учений — цари и учёные вообще принадлежат к разным кастам.

Дальше важно не запутаться в партийной иерархии. Существовал Президиум ЦК КПСС. Ниже — собственно сам ЦК, некоторая часть членов которого имела промежуточный ранг кандидатов в члены Президиума. Семеро заговорщиков пребывали на самом верху, то есть в Президиуме: Молотов, Маленков, Каганович, Ворошилов, Булганин, Первухин, Сабуров. Шепилов был кандидатом в члены Президиума. Таким же кандидатом был Жуков, которого они постарались вовлечь. Ещё один участник — министр культуры Фурцева — также была кандидатом.

По Уставу партии, 1-й секретарь избирался ЦК. Но по давно установленному негласному правилу, всё решалось на самом верху, в Президиуме. Кандидаты не имели права голоса, их могли позвать и выслушать, а могли и не звать (в случае с заговором — позвали). То есть, имея в Президиуме большинство (в Президиум, кроме упомянутых семи входили ещё Суслов, Микоян, Кириченко), заговорщики планировали сместить Хрущёва простым голосованием, а затем намеревались поставить ЦК КПСС перед свершившимся фактом.

Восемнадцатого июня они пригласили Хрущёва на заседание Совета министров. По плану, после прибытия Хрущёва заседание Совмина (административной структуры) объявлялось заседанием Президиума ЦК (партийной структуры). Из членов Президиума отсутствовали трое — Суслов, Кириченко, Сабуров.

Начал Маленков: предложил вести заседание Булганину. Хрущёв и Микоян тут же возразили. Появился Жуков; Хрущёв испугался. Однако тот (кандидат в члены Президиума) сначала занял принципиально нейтральную позицию, как и положено военному человеку.

По закону круговой поруки с критикой 1-го секретаря выступили все заговорщики (первым — Маленков).

Хрущёв и Микоян заявили, что обсуждать такой важный вопрос можно только в полном составе: все члены Президиума и все кандидаты. Жуков их поддержал. Они добились переноса заседания на следующий день.

Хрущёв был оглушён, растерян, но нашёл в себе силы вечером того же дня поехать на приём в посольство Болгарии.

Есть версия, что Микоян был осведомлён о зреющем заговоре, но колебался до последнего момента. Но выгодно ли было Микояну убирать Хрущёва? Они вдвоём подготовили низвержение Сталина, вдвоём пошли против «старой гвардии». И что же, теперь Микоян должен был предать Хрущёва и перейти в лагерь сталинистов? Микоян возглавлял одну из комиссий по реабилитации. Если бы Хрущёва убрали, комиссия была бы упразднена, репутация Микояна — разрушена.

Последнее. Изначально у заговорщиков было большинство в Президиуме. К четверым «старым гвардейцам» присоединились Сабуров и Первухин. Ещё год назад они оба поддержали Хрущёва в вопросе критики Сталина, теперь перешли в оппозицию. То есть Микоян знал, что если встанет на сторону Хрущёва, то окажется в меньшинстве и проиграет. Тем не менее он занял твёрдую позицию уже 18 июня, в день, когда, казалось, Хрущёв был обречён.