Шатуновская и Снегов были убеждены, что есть только один способ обновить страну и придать ей новый импульс к развитию, а именно: разоблачить преступления репрессивной машины, сказать людям правду, в том числе и о прямом соучастии партийного руководства. Слово «покаяние» тогда не было в ходу, вместо этого использовалось выражение «очиститься перед партией». Алексей Снегов напомнил Микояну о предстоящем ХХ съезде, и сказал, что именно на этом съезде, первом без Сталина, руководство партии должно открыто объявить о преступлениях, свершённых в годы правления Хозяина.
Микоян быстро понял, что оба правы. Он давно находился на вершине власти и, скажем без обиняков, рассматривал себя как историческую фигуру, а не просто как функционера высокого уровня. Он много сделал для своей страны, и мог сделать ещё больше. Открытая критика Сталина могла привести к непредсказуемым последствиям (и привела), в том числе, например, к отставке всех членов Президиума, а в худшем случае даже к их аресту. Но Микоян только недавно прожил четыре месяца в ожидании ареста. Он, что называется, «своё отбоялся». К тому же он, разумеется, помнил, что замазан в репрессиях гораздо меньше других. Если у кого и было моральное право обвинить Сталина — то у него, одного-единственного, подписавшего всего несколько расстрельных документов, тогда как прочие соратники — и Молотов, и Маленков, и Каганович, и Ворошилов — подписали сотни списков. То есть в наихудшем случае, если члены Президиума объявят Сталина преступником, а себя признают соучастниками, Микоян, если того потребует партия, просто уйдёт со своих постов, уедет, например, в родную Армению и там, грубо говоря, возглавит колхоз или любую партийную организацию. В случае же успеха — советское общество действительно обновится самым решительным образом. Не будет более ни лжи, ни лицемерия, в том числе и в Кремле. Ведь все они тогда лгали друг другу, смотрели в глаза — и лгали, убеждая себя и коллег, что во всём виноват Берия и его подручный Абакумов. Все лгали, включая Хрущёва, который, собственно, нашёл выход: убить одного самого опасного и свалить всё на него. Эту стену лжи и лицемерия следовало разрушить.
Но для критики Сталина нужны были исчерпывающие, стопроцентные доказательства. Шатуновская и Снегов ответили, что знают, где такие доказательства найти. Они посоветовали Микояну изучить архивные материалы XVII съезда ВКП(б) 1934 года, так называемого «Съезда победителей». К компании примкнул Лев Шаумян, в надёжности которого нельзя было сомневаться. Пользуясь служебным положением, Шаумян послал запрос в Институт Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина (ИМЭЛС) при ЦК КПСС и разыскал указанные документы.
Выяснилось, что из 1966 делегатов того съезда впоследствии было арестовано 1108 человек, из них расстреляно 848 человек. Оказалось, что на XVII съезде многие делегаты подали голоса против Сталина. Счётную комиссию курировал Лазарь Каганович. Он немедленно доложил Сталину. Далее бюллетени были подменены, результаты голосования подтасованы. По версии Серго Микояна, подлинные бюллетени съезда уцелели и обнаружены в архиве Ольгой Шатуновской: 287 бюллетеней с голосами, поданными против Сталина. Более того, на том же съезде образовалась инициативная группа под руководством 1-го секретаря Азовско-Черноморского крайкома ВКП(б) Бориса Шеболдаева, решившая сместить Сталина и избрать генеральным секретарём Сергея Кирова. Шеболдаев сделал Кирову соответствующее предложение, но тот отказался и честно сообщил Сталину, полагая, что тот так или иначе всё узнает.
В списке делегатов съезда Микоян нашёл фамилию своего старого друга Наполеона Андреасяна, того самого, которого едва не расстреляли за шпионаж в пользу Франции; вызвал его, и тот — ветеран войны, кавалер боевых орденов, а теперь ответственный работник Министерства пищевой промышленности — подтвердил, что входил в счётную комиссию, и помнит, что против кандидатуры Сталина было подано около 160 голосов, однако официально объявили только о шести. Теперь у Микояна были документы и живой свидетель; вдобавок он был убеждён, что при желании можно найти множество других документов и свидетелей. Но выходить с обвинениями против Сталина в одиночку было чистым безумием и самоубийством.