С женой у меня не сложилось, детей нет, отец умер еще когда я в институте учился, мать пять лет назад. Так вот, я и остался один. Сначала не знал, как и жить... Лет мне вроде, и не старый — полтинника еще нет, а когда мать умерла так вообще сорок пять только стукнуло. Горевал, стал срочно искать себе жену. Только вы не подумайте чего, я нормальный, просто одинокий. Разные попадались, да так и не сложилось... В общем, не буду рассказывать все мои, так сказать, попытки, а скажу лишь то, что после Аллочки, я сказал — все! Баста! Буду жить один! Я к ней, мужики, так прикипел... А, она... Убила нашего не рожденного ребенка...
Иван замолчал и уронил голову на грудь. Тишину нарушили звуки льющейся жидкости в стаканы.
— На, выпей!
Иван выпил, помотал головой, громко выдохнул.
— Так вот, прихожу домой — тишина, просыпаюсь — тишина, выходной — тишина! Только телевизор все что — то поет, да рассказывает... А, как прислушаешься, что там в этом ящике говорят, так уж совсем жить не хочется!
— Это точно! — отозвался кто-то из слушателей, — наливай, Серега!
Новые знакомые налили, значительно меньше чем раньше.
«Экономят», — понял Иван и сказал:
— Не, мужики, спасибо, пропущу. Лучше расскажу, а потом выпью. Мне эта история, вот где сидит! Иван стукнул себя ребром ладони по щетинистому подбородку и продолжил:
— Я ж мужики, и рассказать никому не могу, и молчать сил моих уже нет! Меня ж, как крысу подопытную в стеклянный термос закроют и не увижу я свободы, до конца жизни своей! Приговор я, мужики, смертный себе сделал своими руками!
Рассказчик вытянул руки над импровизированным столом из ящика, и потряс ими.
— Вот этими самыми руками! — голос сорвался на хриплый шепот, — вот этими...
— Ты выпей, выпей, чай, лехше станет, — протянул кто-то Ивану стакан.
— Нет, — решительно отказался Иван и заговорил торопясь, пока слушатели не потеряли интерес:
— В общем, решил я сделать такую штуку в телевизоре, чтобы он мне говорил только нормальные вещи. Чтобы без убийств, проституток, прокладок и «Виагры»! Чтобы без политиков, которых услышишь после рекламы слабительного и памперсов, то сразу жалеешь о том, что нет на тебе второго, а первое хочется запихать им в пасть, да так чтобы у них тоже не было памперсов!
Оценив черный юмор кто — то, гоготнул в сумерках обшарпанных стен.
Иван сплюнул и вдохновенно продолжил:
— Я же инженер и в мастерской всю жизнь. Я вам хоть бомбу из старой техники соберу! Вы мужики не представляете, что есть в пылесосах и сотовых телефонах! В общем, сначала я собрал блок, который был гибридом таймера и микрофона на основе написанной мной самим программы, которая состояла в том, чтобы отключать канал, когда там говорят список слов, составленный мной. Это понятно?!
Все молча закусывали маленькими порциями кильки.
— Вот здесь мне бы и остановиться...
— Ага, и валить отсюда, — раздался глубокий бас из темноты.
Иван махнул рукой в знак молчания и продолжил:
— Нет! Я решил сделать так чтобы, прерывания были, как бы это сказать... В тему. Вот говорили о том, как во Франции делают вино, тут реклама, срабатывает программа, и телевизор переключается на спортивный канал.
Меня не устаревает выбранный программой канал, я должен дать голосовую команду и телевизор ищет те слова, которые я сказал, то есть о Франции или вине. Неудобно.
Долго я мучился. Помог один знакомый программист. Группа ученых с какими-то медалями и званиями, работала в закрытом институте по проекту биомеханики, ну, значит, и мой знакомый среди них. В общем, денег не дали, проект прикрыли, а разработки остались.
Вот безработный ученый мне и рассказывал — как, да что. Нашлись у него и записи кое каких формул, материалы, не подходящие под привычные стандарты.
Год я делал и переделывал, но ничего не получалось. Плюнул я. Выбросил все бумаги, стер все файлы и как бы стал жить обычной жизнью, отличающейся только тем, что теперь я разговаривал с телевизором.
Раздался общий смех дружной мужской компании.
— Был у нас тут один, — смеясь говорил Сергей, обращаясь к товарищам, — он с кем хошь мог поговорить. Хочешь с принцессой Дианой, а хочешь с Петровичем у главного входа! Только Петрович его часто посылал! Потому диалога у них не выходило!
Густой смех наполнил склад и покатился из выбитых окон по летнему зною. Отражаясь от мясистых травинок и листьев встроился в молекулярный ряд и беззвучной энергией отправился ввысь.
Улыбаясь Иван наблюдал, за общим весельем.
— Да, да! Я понимаю! Только разговаривал-то я с программой, которую сам и написал, и телевизор переключался, а не выключался. Так вот, однажды, я пришел с работы, телевизор включился, на местном канале, рассказывали о «нелегкой» жизни директора птицефабрики в Загореве. Дом трехэтажный, дети в Англии учатся, жена в дочери ему годится, а на фабрике куры от корма какого-то заграничного жиреют и дохнут. Нам же потом эту дохлятину и продают! Как раз в тот момент, когда корреспондент пытался по телефону взять интервью у директора, представившись и назвав телеканал, я сказал: