— Как тебе креветки, Драко? — спросил Эдвард.
— Отменно, — дерзко отозвался он, отправляя в рот особенно устрашающую креветку. И был вознаграждён моментом триумфа, когда Эдвард растерянно приподнял бровь.
Оставшаяся часть ужина прошла довольно гладко. Драко отвечал короткими конкретными фразами на множество вопросов Эдварда, заданных, чтобы задеть его чувство собственного достоинства. К концу ужина тот был лишь слегка убеждён в том, что Драко — никчёмный, изнеженный парень, который никогда не будет достоин его дочери, и это можно было считать победой.
— Как и всегда, просто великолепно, дорогая, — обратился к Джин Эдвард.
Та мило улыбнулась в ответ:
— Боюсь, не так хорошо, как в Тулуме.
— Нет, мам, просто пальчики оближешь, — сказала Гермиона. — Тебе помочь с посудой?
— Раз уж ты предложила, не буду тебя останавливать, — ответила Джин.
Драко сидел и с отчаянием наблюдал за тем, как Гермиона уходит на кухню вслед за Джин, оставляя его наедине с отцом семейства. Он ждал, что Эдвард заговорит с ним.
Тот молчал.
Драко пришлось сделать первый шаг:
— Было очень мило с вашей стороны…
— Я когда-нибудь рассказывал тебе, Драко, что коллекционирую старинные стоматологические инструменты?
Драко моргнул.
— Хм… нет, по-моему, не рассказывали, доктор Грейнджер, — он был почти уверен, что запомнил бы нечто столь странное и пугающее.
— Стоматология древности — чрезвычайно увлекательная тема, — продолжил Эдвард. — Ты знал, что во времена Королевы Елизаветы почерневшие зубы считались эталоном красоты, так как это означало, что человек может себе позволить самое лучшее в этой жизни, в том числе сахар? Люди даже использовали специальную косметику, чтобы их зубы казались темнее.
Ну вот, этот разговор повернул в ещё более неприятное русло.
— Нет, я этого не знал, — как будто он мог бы дать какой-то другой ответ.
— Интересно, что люди ассоциировали нечто испорченное с хорошим, не находишь? Для них это был символ статуса, хотя на самом деле их зубы выпадали прямо на глазах.
Драко моргнул. Ла-а-адно.
— Урок от предков, не думаешь, Драко?
— Полагаю, так, сэр, — ответил он, неловко ёрзая на месте.
— То же самое можно сказать и о наших днях. Многих людей легко одурачить статусом, и считается, что это то же самое, что и солидность. Я же не подвержен подобным заблуждениям.
Ладно. Теперь Драко понял, куда клонит Эдвард. Однако, будучи слизеринцем, он не мог позволить себе оскорбиться — по крайней мере, пока Эдвард не перейдёт рамки приличий и не выплеснет яд.
— Это достойно восхищения, доктор Грейнджер.
Эдвард ровно воззрился на Драко:
— Ты всегда знаешь, что сказать, верно? Дипломат от природы?
Драко знал эту игру. Чертовски похоже на то, что требовалось для жизни бок о бок со слизеринцами.
— Мама воспитывала меня джентльменом.
— Джентльменом, вот как? — рассмеялся Эдвард. — Интересно, и что именно это значит? Вскружить голову моей дочери роскошными выходными в Италии? Или хвалить еду моей жены, хотя она явно была тебе не по вкусу?
Драко спокойно выдохнул:
— Я вас чем-то обидел, сэр?
Эдвард покачал головой.
— Мы просто разговариваем, Драко. Любопытная дискуссия о том, как легко одурачить людей богатством и обаянием, когда на самом деле под всем этим скрывается нечто испорченное.
Драко подавил желание ужалить в ответ. Но помимо того, что не было смысла затевать скандал с будущим тестем, Эдвард являлся по-настоящему достойным противником в ведении подобных дискуссий. Ну и… вероятно, он мог бы оторвать Драко голову и не моргнуть.
— Видишь ли, Драко, — продолжал Эдвард, — я зарабатываю на жизнь тем, что не позволяю гниению распространяться. Я избавляюсь от него. Сначала людям это может не нравиться, но после они всегда меня благодарят.
У Драко перехватило дыхание. Он что, угрожает ему?
— Взять Гермиону, к примеру. Когда она была маленькой девочкой, ей не нравилось, когда мне приходилось лечить её кариес. Но я же не мог позволить, чтобы что-то причиняло боль моей дочке, понимаешь? И я не только про кариес. Если что угодно заставляло её страдать, я становился худшим кошмаром для этого «чего-то».
Драко задался вопросом, было ли это мило или пугающе. С одной стороны, он понимал желание защитить своего ребёнка. С другой стороны, ему не нравились намёки на то, что он сам может навредить Гермионе.
— Ты понимаешь, о чём я, Драко?
Достаточно уловок. Драко уже год делит постель с гриффиндоркой и подрастерял свою толерантность ко всякому дерьму, замаскированному под любезности.
— Вообще-то, нет. Совсем не понимаю.
— Надеюсь, что у вас обоих осталось местечко для дижестива, — произнесла Джин, выходя из кухни вместе с Гермионой. — Нам всем стоит пойти в гостиную, Эдвард. Мин хочет с нами поговорить о чём-то важном, — она едва сдерживала волнение оттого, что небезосновательно догадывалась о теме разговора.
Эдвард угрюмо глянул на Драко.
— Конечно.
Вчетвером они прошли в гостиную. Налили бренди. Избегая зрительного контакта (по крайней мере, Драко старался не смотреть в сторону Эдварда), произнесли пару общих фраз, похвалили бренди.
— Хорошо, Мин, — начала Джин. — О чём ты хотела с нами поговорить?