Эмилия замолчала, всем своим видом показывая Воловцову, что ей тяжело рассказывать, поскольку в ее рассказе много личного. И делится она интимным не по собственному желанию, а исключительно ради того, чтобы господин судебный следователь обладал максимально полной информацией и имел возможность принять единственно правильное решение.
Иван Федорович все ее потуги на искренность и правдивость без труда распознавал. И чем больше она врала и старалась обелить себя, тем меньше у него оставалось к ней веры. Допрос можно было заканчивать, но Эмилия продолжала рассказывать, и Александр Федорович решил дослушать.
– Я сразу поняла, что Вершинин снова замыслил что-то нехорошее. Но на этот раз я решила не плясать под его дудку и сделать все по-своему, иначе мне уже будет не выбраться из той трясины, в какую я по его воле попала. А план у Рудольфа был простой: на встречу в Нескучный сад прихожу я одна, заманиваю господина профессора в нашу новую квартиру в Марьиной роще, на Четвертой улице. А Вершинин под угрозой смерти вымогает у Сиротина деньги, после чего убивает. Ведь свидетели Рудольфу не нужны. Затем он избавляется от трупа так же, как до того избавился от тела господина судебного пристава Щелкунова. И все шито-крыто. Но я твердо решила для себя, что не допущу этого, чего бы мне это ни стоило…
Эмилия замолчала, чтобы дать судебному следователю прочувствовать всю значимость последней фразы. «Да, в находчивости и изворотливости ей не откажешь. И это всего-то в девятнадцать лет!»
Александр Федорович покивал, давая Эмилии понять, что она услышана, после чего она продолжила:
– В назначенный день и час я пришла в Нескучный сад немного раньше господина профессора. Потом пришел он, и мы стали гулять по аллеям Нескучного и разговаривать. Задавали друг другу вопросы, отвечали на них. Буквально через час мне стало казаться, что никого ближе него у меня нет. Что он мне дорог, и я не хочу и не могу его потерять… – Тут Эмилия выдержала небольшую паузу и, быстро глянув на судебного следователя, продолжила: – Я все ему рассказала про себя, и он понял, как я глубоко несчастна. И захотел мне помочь. К этому времени я уже решила, что больше не вернусь к Рудольфу, в чем Александр Тимофеевич меня решительно и безоговорочно поддержал. А еще он поддержал меня в моем решении прийти в полицию и все рассказать. И вот я здесь…
Эмилия Бланк замолчала и посмотрела Воловцову прямо в глаза. Иван Федорович прекрасно все понял: «Ординарный профессор Императорского Московского университета Сиротин явился новой жертвой Эмилии Бланк. Только теперь уже без Рудольфа Вершинина».
– Я рассказала вам все, – подчеркнув интонацией последнее слово, с чувством произнесла Эмилия. После чего заявила: – И теперь вы вольны делать со мной все что хотите…
– Мы не имеем права делать с подозреваемыми что хотим, – с не меньшим чувством отозвался на сие заявление Иван Федорович. – Мы имеем право делать с подозреваемыми то, что трактует в данном случае закон. А закон трактует следующее: возложенными на меня, как на судебного следователя по особо важным делам, полномочиями, я имею право назначить вам меру государственного принуждения. Так вот, я выношу следующее решение: избрать для вас меру пресечения, заключающуюся в аресте и помещении на время следствия в следственное отделение Бутырского тюремного замка. О чем мною немедленно будет уведомлен прокурор судебной палаты действительный статский советник господин Завадский.
– Как? – вскричала Эмилия Бланк, явно не рассчитывающая на подобное решение судебного следователя.
– А вот так, – спокойно ответил Иван Федорович и повернулся в сторону помощника пристава Колымагина: – Вы слышали, какое решение я принял?
– Так точно, – ответил полицейский.
– Приступить к исполнению, – четко произнес Воловцов и двинулся к выходу из полицейской части.
Глава 22
Ревность как заболевание
Когда Эмилия не вернулась со встречи с профессором, Вершинин все понял. Если он не завыл в форточку, так только по причине того, что соседи могли услышать его вой и сообщить городовому. А внимание со стороны полиции Рудольфу Залмановичу Вершинину было нынче не с руки…
Внутри, там, где были сердце и душа, поселились ревность, боль и обида, не дающие покоя ни на минуту.
То, что Эмилия между ним и профессором выберет именно последнего, можно было не сомневаться. Встретилась с профессором в Нескучном саду, околдовало его и ушла вместе с ним, а его, Вершинина, посчитала вещью, отслужившей срок.
Немного успокоившись, он сходил на кухню и принес полуштоф водки, который выпил в два присеста. Поначалу его совсем не забрало. Он решил сходить в лавку и взять еще водки, но как только поднялся и сделал несколько шагов, его повело, и он упал на пол. Такого с ним еще никогда не бывало, чтобы он сделался настолько пьяным с одного полуштофа.