Амурная примета

– Осмелюсь доложить: ваше приказание выполнено, господин судебный следователь по особо важным делам Воловцов мною доставлен, – отрапортовал, обращаясь к помощнику пристава Колымагину, околоточный надзиратель.

– Благодарю, можешь идти, – отпустил околоточного Захар Мартынович и развел руками. – Видите, какая тут у нас канитель.

– Вижу, – отозвался Иван Федорович.

– Простите, вы здешний пристав? – обратил все свое внимание на Воловцова господин с благообразной внешностью.

– Нет, я не пристав, – сказал Воловцов и отрекомендовался: – Я судебный следователь по особо важным делам Воловцов Иван Федорович. А вы кто, любезнейший?

– Ординарный профессор кафедры русского языка и словесности Императорского Московского университета Александр Тимофеевич Сиротин, – не без апломба отрекомендовался, в свою очередь, господин с благообразной внешностью.

– Очень приятно, – произнес дежурную фразу Иван Федорович. – Что вы делаете в полицейской части? Вас вызывали? По какому делу?

– Никто меня не вызывал ни по какому делу. Я сам пришел… – промолвил профессор Сиротин.

– Зачем? – задал вполне резонный вопрос Воловцов.

– Я сопровождал сюда… даму, – ответил Александр Тимофеевич и перевел разом потеплевший взор на Эмилию.

– Вот эту даму? – указал на Эмилию Бланк судебный следователь по особо важным делам.

– Да, ее, – кивнул профессор Сиротин.

– Надо полагать, вы ее поверенный? – спросил Иван Федорович.

– Нет. Просто… друг, – последовал не очень убедительный ответ.

– А-а, вы просто друг… – холодным тоном произнес Воловцов. – И просто сопровождали даму до полицейской части.

– Именно так.

Иван Федорович улыбнулся:

– Ну тогда большое спасибо за то, что сопроводили. Вы можете идти…

– Без нее я никуда не уйду, – решительно возразил Александр Тимофеевич.

– Вот как? – иным взглядом, нежели ранее, посмотрел на ординарного профессора Московского университета Воловцов. – В таком случае я буду вынужден констатировать, что вы создаете помехи ведению следственных действий, а иными словами – мешаете. А это, господин профессор, уголовно наказуемое деяние…

– Она ни в чем не виновата, – продолжал упорствовать профессор Сиротин. – Ее деяния подпадают под статьи девяносто девять и сто «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных» от тысяча восемьсот восемьдесят пятого года и не должны вменяться ей в вину.

Было видно, что ординарный профессор кафедры русского языка и словесности ознакомился с действующими юридическими документами по уголовному праву или проконсультировался со специалистом. Однако спорить с Воловцовым Александру Тимофеевичу не стоило. Поскольку на его последнюю фразу, в которой он упоминал про статьи «Уложения о наказаниях», Иван Федорович немедленно отреагировал так:

– Виновность или невиновность обвиняемого устанавливает суд. А до суда подозреваемые в свершении преступлений, особенно таких, как убийство, находятся в следственной тюрьме.

– Вы ее что, арестуете? – уставился профессор на Воловцова.

– Непременно, – заверил Иван Федорович профессора Сиротина.

– Это произвол! – едва не вскричал профессор. – Я буду жаловаться.

– Как вам будет угодно, – не стал спорить судебный следователь по особо важным делам и добавил, взглянув на девицу, вжавшуюся в угол дивана: – А теперь можете попрощаться.

Прощались они долго и пылко.

Эмилия осыпала ординарного профессора страстными поцелуями, и отвернувшиеся в сторону Воловцов с помощником пристава Колымагиным слышали, как она называла Сиротина «любимым, дорогим и моим милым». А Александр Тимофеевич заверял «свою девочку», что он «все это так не оставит» и «добьется справедливости, пусть хоть придется обращаться в Сенат или к самому государю императору». Последние слова, очевидно, предназначались для Воловцова и стоявшего рядом с ним Колымагина.

Наконец профессор ушел, гордо вскинув голову и опалив негодующим взором Воловцова.

– Ох, спасибо вам, даже не знаю, что бы я с ним и делал, – поблагодарил его помощник пристава, которому не удалось бы так ловко выпроводить из полицейской части ординарного профессора Московского университета.

– Да не за что, – усмехнулся Иван Федорович, внимательно наблюдая за девицей Бланк, которая, как только профессор ушел, тотчас забыла о нем, достала зеркальце и стала внимательно себя разглядывать, после чего черным карандашиком принялась подводить брови.

«Ай да мерзавка», – подумал Иван Федорович, приготавливаясь к допросу. Сев напротив, он задал первый вопрос:

– Это господин профессор надоумил вас прийти в полицию?

– Нет, он только подтолкнул меня. А так я сама хотела это сделать, – последовал вполне исчерпывающий ответ.

– И что вас побудило прийти в полицию? – поинтересовался Воловцов.

– Я вдруг поняла, что стою на краю пропасти, – столь же искренне ответила Эмилия. И добавила уже с потугой на открытость: – Этот Вершинин вот-вот был готов упасть в нее и меня бы за собой потащил…

– Говоря, что ваш друг вот-вот готов был упасть в пропасть, вы имели в виду его арест? – не без доли сарказма произнес Иван Федорович.