Амурная примета

Говорили Щелкунов и Вершинин недолго, но обстоятельно. Владислав Сергеевич был вполне доброжелателен, на что, вне всякого сомнения, повлияло присутствие Эмилии Адольфовны. Рудольф Залманович со всем охотно соглашался, кивал и обещался в самое ближайшее время уладить все дела с бывшим служащим комиссионерской конторы Матевосяном.

Когда Владислав Сергеевич прощался, он снова встретился с Эмилией взглядом, обещавшим по-прежнему многое…

* * *

Ревность, милостивые государи, есть не что иное, как эгоистическое чувство собственничества. Об этом еще с конца прошлого века начали говорить эмансипированные барышни-просветительницы, состоящие в различных женских кружках и организациях. Дескать, ревность не является чувством, производным от любви, и любовь без ревности вполне возможна. Сама же ревность есть явление нездоровое и даже патологическое, от которого необходимо избавляться, а ежели это не получается, то его необходимо лечить. Как это, к примеру, делают во Французской Республике, где уже появилась специальная лечебница для ревнивых, каковых излечивают, как утверждают французские специалисты, с большим успехом.

Что ревность может быть всепоглощающей и лютой – это бесспорное мнение. Пример шекспировского Отелло служит несомненным и ярким тому доказательством…

Поначалу Вершинин не ревновал Эмилию. Ни к маркизу, ни к князю Асатиани, ни к этому развратному мальчишке Яше, сыну сахарозаводчика Терещенко. Рудольф с Эмилией даже посмеивались над престарелым маркизом де Гильи, когда она рассказывала Вершинину о разных склонностях старого распутника и его желаниях, которые он, не стесняясь, буквально выпрашивал у Эмилии.

А когда Рудольф Залманович нашел у Эмилии парочку любовных писем, неожиданно все разом поменялось. Оказалось, что, помимо прочего, на что Вершинин давал разрешение, у нее имеются романы и на стороне, для души, так сказать.

Вершинин возревновал. Впал в несказанную ярость. Потрясая любовными письмами перед самым носом Эмилии, он разразился грубой бранью, обозвал ее самыми последними словами, а потом, полностью потеряв над собой контроль, избил ее до крови, вынудив даже просить о пощаде.

Казалось бы, что после случившегося Эмилия должна была возненавидеть своего мучителя и, улучив момент, сбежать от него. Но ни того ни другого не произошло. Напротив, Эмилия стала посматривать на Вершинина снизу вверх, признав его, как собачонка, за своего хозяина, и беспрекословно исполняла все его прихоти.

А микроб ревности, поселившийся в душе Рудольфа Залмановича, разросся до невероятных размеров. Его размолвки с Эмилией сделались частыми и нередко заканчивались безумно-страстными примирениями, что еще более сближало их.

Между тем фортуна перестала им улыбаться. Маркиз де Гильи, завершив в России какие-то свои дела, уехал во Францию, не предоставив Эмилии никаких материальных компенсаций. Сам же Вершинин, вняв словам судебного пристава Щелкунова, поменял последние франки маркиза на рубли и рассчитался с этим несносным Матевосяном. К тому же разъедающая душу ревность заставила Вершинина перестать «сдавать в аренду» Эмилию молодым сладострастникам и престарелым вожделенцам. Теперь едва ли не каждый день по возвращении домой у Рудольфа с Эмилией происходили яростные скандальные споры, во время которых они осыпали друг друга оскорбительными упреками и обвинениями.

Проходили дни, недели. Нужда усугублялась. Они задолжали всем: квартирному хозяину, портнихе, модистке, бакалейщику. Иначе – стали перебиваться с пуговки на петельку…

Однажды Рудольф Залманович попросил Эмилию съездить к отцу и попросить денег у него.

– Он отец, он не откажет, – уговаривал Вершинин свою юную любовницу, которая поначалу отнекивалась. Однако «нужда да голод прогонят на холод», и Эмилия решилась. Упала отцу в ножки. Поплакалась. Дескать, еще малость, и она помрет с голоду прямо на мостовой. Ну, а отец – он и есть отец, несмотря на причиненные дочерью обиды и страдания, отправился в потаенное место, пошарил в загашнике и вынул восемьдесят шесть рублей. Последнее, что у него оставалось.

– Это все, что есть, – промолвил он, протягивая деньги дочери.

Эмилия денежку приняла и, буркнув: «И на том спасибо», упорхнула, чтобы более никогда не возвращаться.

Иные граждане прожили бы на восемьдесят шесть рублей безбедно месяца полтора, а может, и два, ежели бы отнеслись к деньгам бережно и расчетливо. Живут же люди на оклад в сорок рублей и менее, и ничего, даже семьи кормят. Но что такое восемьдесят шесть рублей для таких персонажей, как Рудольф Вершинин и Эмилия Бланк? Да почти ничего. На один зубок! Менее чем через неделю деньги вновь закончились, и опять остро возник вопрос, где и как их раздобыть. И снова взаимные упреки и оскорбления, усугубляющиеся еще и тем, что любовники практически перестали выходить из своей квартиры на Ильинке без особой к тому нужды. Объяснялось это тем, что всюду, куда бы они ни отправлялись, Рудольфу Залмановичу казалось, что Эмилия постоянно улыбается и строит глазки людям более молодым, нежели чем он.