– Ну, если коротко, то суть такова… – не очень уверенно начал Иван Воловцов. – В Москве безвестно пропал человек, судебный пристав по фамилии Щелкунов. Последний раз его видели вечером в воскресенье десятого января. Несмотря на активный розыск, ни он сам, ни его тело не были обнаружены… Восемнадцатого января в понедельник здесь, в окрестностях Дмитрова, в лесочке близ деревни Игнатовка был обнаружен труп неизвестного мужчины, скончавшегося от удушения примерно неделю назад. Тело было помещено в мешок, и если бы не вездесущие мальчишки, оно так бы и пролежало до самой весны. Примечательно, что ни в Дмитрове, ни в его окрестностях никто в течение воскресенья десятого января и до понедельника восемнадцатого января не пропадал, поэтому труп из мешка так и остался неопознанным…
– Все верно, – не без удовлетворения в голосе произнес Разумовский. – За это время у нас никто, слава богу, не пропал.
– Вот и получается, что у нас в Москве имеется преступление без трупа, а у вас в Дмитрове налицо труп без преступления. Так почему бы вашему трупу в мешке не принадлежать нашему пропавшему судебному приставу Щелкунову? – заключил Иван Федорович.
Панкратий Самсонович, согласившись внутренне, что предположение судебного следователя по особо важным делам вполне резонно, не менее резонно заметил, выказав полную осведомленность о том, что происходит во вверенном ему уезде:
– Но насколько мне известно, ведь от вас уже приезжал человек, и он не опознал в означенном трупе человека, что пропал у вас в Москве.
– Приезжал, – согласился Иван Федорович. – Но этот человек мог и ошибиться…
– Ну что ж. Надеюсь, ваша версия окажется верной, – не стал более задерживать гостя надворный советник Разумовский, прекрасно понимая, что судебный следователь по особо важным делам прибыл из Первопрестольной не по личной блажи или прихоти, а по делам служебным, отлагательств не терпящим. И долго точить лясы со стариком ему, коллежскому советнику, некогда, да и невместно. – Сейчас я распоряжусь, чтобы вам, Иван Федорович, подготовили для работы кабинет. Тот, что вы занимали в прошлом году, вас, надеюсь, устроит? – поднял взор на Воловцова начальник Дмитровской полиции.
– Более чем, – благодарно отозвался Иван Федорович и с улыбкой спросил: – Он весьма уютный. А пальма в кадке там так и стоит?
– А куда ж она денется, конечно, стоит, – довольно улыбнулся в ответ Разумовский и добавил: – Мой секретарь к вашим услугам. Так что, если что….
– Благодарю вас, Панкратий Самсонович, – вполне искренне произнес Воловцов и направился к выходу из кабинета Разумовского. Дел в городе и правда хватало.
Глава 8
План Рудольфа Вершинина
Мысль совершить что-либо решительное, радикальное, даже если это нечто расходится с законом пришла Вершинину с началом зимы. Имелась в виду не мелкая кража со счетов комиссионерской конторы «Гермес» (этот этап в его криминальной биографии был уже пройденным), а нечто более крупное и кардинальное, что могло бы разом поправить его финансовое положение, разрешить все денежные вопросы, включая многочисленные займы и залоги, и – чем черт не шутит – сделать богатым и уважаемым в обществе человеком.
Следует признать, что подобная мысль закралась в голову Рудольфу Залмановичу не впервые. Он не единожды думал, что в жизни пора многое поменять, отважившись на нечто такое, на что решаются немногие и что могло бы коренным образом улучшить его жизнь.
Какое-то время Вершинин носился с мыслью ограбить какого-нибудь богатея. И даже наметил достойную цель: Марк Аронович Шталь, ювелир, владевший несколькими ювелирными магазинами и мастерской, где лично изготавливал украшения стоимостью от нескольких сотен рублей и выше.
С полгода назад Марк Аронович делал предложение Эмилии в салоне Софии Морель, однако посулил слишком мало, и предложение было отвергнуто. Рудольф Вершинин и Эмилия Бланк в то время «обхаживали» престарелого маркиза де Гильи, и от денег, предложенных за «любовь без обязательств», отмахнулись, как от чего-то зазорного. Сейчас, наверное, таковое предложение было бы с благодарностью принято. Это если бы Рудольф Залманович оставался прежним Вершининым, собирающимся безбедно существовать за счет сутенерства. Однако после того, как он обнаружил у Эмилии несколько любовных писем и узнал, что у нее, помимо новых и старых знакомств в салоне Софии Морель, имеются еще романы на стороне для души, он крепко возревновал. И перестал торговать своей любовницей, что указывало на наличие к ней сердечной привязанности, вернее, одной из ее форм, правда, весьма непростой, путаной и весьма своеобразной.