Америка (Reload Game)

Люди-тени, стало быть, столь же смертны, как и любые другие люди — если им выстрелить в лицо. Стреляли, судя по пороховому ожогу вокруг выбитого глаза, в упор; вот тебе и всё ниндзюцу вкупе со дзюдзюцу и прочими кэндо…

Как же они исхитрились его подловить? Да точно так же, небось, как подловили Командора… или меня — окажись я на его месте… Окажись я на его месте… окажись я на его месте… «С первого раза, господа присяжные, убить своего шефа мой подзащитный не сумел, и вот…» Стоп! — прекрати это, сейчас же!! — вытри сопли и включай мозги, живо!..

А пока он, вернувшись в бар, обыскивал по быстрому трупы ряженых (обнаружив у «полицейского» удостоверение сержанта крипо, он реально ужаснулся — убийство местного служителя закона, будь тот хоть трижды грязным копом, переводила инцидент в совсем иную модальность, — однако, припомнив детали подслушанного диалога между киллерами, он с облегчением вернул кавычки на прежнее место) — в голову его забрела, откуда-то с черного хода, глумливая мыслишка: Шелленберг-то числился в его «спутниках» и, стало быть, формально тоже был вверен ему давеча в качестве «охраняемой персоны» — и вот как это смотрелось бы в его покаянном рапорте, что-де «не сумел уберечь от покушения человека-тень»: да все коллеги — обхохочутся!..

А вот вторая пришедшая ему мысль смешной не была ни с какого боку. Собственно, теперь-то и становится понятно, зачем Командор обратил его в «частное лицо», лишенное какой бы то ни было связи с российскими государственными структурами: утечка информации, похоже, идет с такого уровня, что и подумать страшно… Впрочем, когда включается такой уровень, это называют уже не «утечкой» и «предательством», а — «сменой государственных приоритетов»…

И еще. Да, мне не видна, с моего обер-офицерского уровня информированности, «подводная часть айсберга» в этой провокации — с «перестрелявшими друг друга русским и калифорнийским шпионами» (одним из которых был назначен я); но если твердо держаться элементарного здравого смысла, то пользы моей стране эта история принести не может — ну никак, ни при какой погоде и при любых поправках на «цель, оправдывающую средства». Так что калифорнийцы — те пускай выпутываются как знают (и подарим-ка мы, кстати, покойному Валентину Карловичу — этому уже всё равно — свой «калаш» с опустошенным барабаном…), а вот «русскому шпиону» точно следует побыстрее испариться из этого натюрморта «Три трупа в „Кондоре“»… Да и о собственном алиби позаботиться нелишне, кстати.

…Он остановил фаэтон на краю небольшого пустыря, примыкающего к людной улице (Шпарштрассе, если не заплутал): ближе задами не подъедешь — да и не надо. Мертвый Командор всю дорогу вел себя образцово, привалясь к нему на манер мертвецки пьяного; спинку сиденья вот только перемазал кровью из своей простреленной навылет сердечной области — несколько усложнив Расторопшину режиссерскую задачу. Еще раз проверил: не осталось ли при покойнике какой-нибудь мелочевки, которая, паче чаяния, наведет на его личность — нет, всё в порядке. Собственно, при Александре Васильевиче ничего и не было — профессионал, как-никак — кроме бело-зеленого удостоверения Почетного консула Федеративной республики Сан-Педро (которое упокоилось уже в тине одного из каналов) и исцарапанной фляги (которую ротмистр, после некоторых колебаний-взвешиваний, рискнул-таки прибрать — как солдатский медальон погибшего товарища).

Засим он обмотал смоченным из фляжки платком ствол «смит-вессона» «старшого» (пороховые следы от стрельбы в упор нам ни к чему), постоял пару секунд, безмолвно собираясь с духом (а вы как думали?..) и аккуратно прострелил себе мякоть левого плеча; касательное ранение, царапина — но кровищи как надо. Быстро, но без спешки сбросил «смит-вессон» к ногам шефа, сделал из «кольта» Александр-Васильевичевого убийцы (номер спилен, идентификации не подлежит), еще два выстрела — в воздух и в заляпанную уже кровью спинку сидения, — и заковылял с тем дымящимся «кольтом» в руке к проулку, ведущему в сторону улицы; поздравляя себя с отсутствием любопытствующих.

Впрочем, на улице народ сбежался к нему довольно резво, да и полиция себя ждать не заставила: двойка патрульных, причем один из них — рыжий «немец-перец-колбаса», а второй — опять темнокожий (тут ротмистр несколько напрягся, но одернул себя — «Черт, эдак и в бытовой расизм отъехать недолго…»). Пока случившийся среди зевак доктор бинтовал ему плечо («Ничего страшного, сеньор: рана чистая, кость не задета — через неделю будете как новенький»), полицейские как раз успели наведаться в проулок, на место «перестрелки», и теперь старший — рыжий, — оставив напарника охранять crimen place, записывал показания потерпевшего — почтенного путешественника, члена Американской экспедиции Русского Императорского географического общества, сеньора Расторопшина («Судя по въездной визе в вашем паспорте, вы прибыли лишь вчера, сеньор? Да уж, свезло так свезло…»).