Америка (Reload Game)

— Значит, человек тот вам совершенно незнаком; он некоторое время ехал в коляске следом за вами, а затем, ни с того ни с сего, открыл стрельбу… Он угрожал вам? Или хотя бы окликнул?

— Никак нет, сержант. Почувствовал вдруг удар в плечо и услыхал позади выстрел; ничего подобного я точно не ожидал! Развернулся, выстрелил в ответ — дважды, и кинулся наутек — черт его знает, сколько их там; вдогонку, вроде, не стреляли…

— У вас отличная реакция и верный глаз, сеньор — одобрительно кивнул полицейский. — Вы уложили его наповал!

— Господи помилуй!..

— Вам не о чем волноваться, сеньор: картина ясная — законная самооборона. Позвольте ваш револьвер и документы на него.

Настала ожидаемая и просчитанная пауза.

— Боюсь, мой револьвер не зарегистрирован должным образом, — вздохнул Расторопшин, протягивая оружие разом посуровевшему немцу. — Не успел, Mea culpa…

— Вот как? Привезли с собой, из Европы?

— Купил тут, в порту, у какого-то бродяги — беспечно пожал плечами русский путешественник.

Тут немец на некоторое время просто потерял дар речи.

— Вам известно, что вы нарушили целую кучу Техасских законов, сеньор?

— Известно, сержант. Но ведь не нарушь их — я сейчас, по всей видимости, был бы покойником, разве нет?

— Против этого трудно возразить, сеньор, — кивнул полицейский. — По-человечески я вам сочувствую и надеюсь, что прокуратура сочтет это серьезным смягчающим обстоятельством. Однако факт нарушения закона налицо, и вам может грозить крупный штраф. Револьвер же ваш я, конечно, конфискую.

— Да, разумеется — Ordnung ist Ordnung. Если что — наша экспедиция квартирует в гостинице «Эльдорадо», мы всегда к вашим услугам.

— Послушайте, сеньор… Сдается мне — вы чего-то недоговариваете! Вы, по всему видать, человек серьезный и бывалый… Воевали?

— Случалось.

— Ну вот. И что вдруг за детство — с покупкой нелегального ствола? Вам угрожали?

— Не мне — другим членам экспедиции. Но у меня ведь — не то, что никаких доказательств, а и внятных подозрений нет…

— Подозрения и доказательства — это уж по нашей части, а не по вашей. Выкладывайте, что есть!

И ротмистр выложил. Да, было несколько предостережений, все анонимные. А сегодня в городе он обнаружил за собой слежку, почти демонстративную (тут он подробно описал их с Сашей преследователей) и счел, что дело серьезное — правильно, как выяснилось, счел… Рассудив, что разрешение-то на оружие им выдадут в полиции только завтра, а до того «завтра» еще поди доживи, он отправился прямиком в порт и обзавелся там стволом (мифический продавец оного был описан не менее подробно, чем утренняя четверка, а время «покупки», разумеется, примерно совпадало со временем перестрелки в «Кондоре»); в высшей степени своевременно, как выяснилось, обзавелся — на обратном пути из порта как раз и выпал случай опробовать машинку.

— Кстати, сержант: а вам-то стрелявший в меня — знаком?

— Не думаю, сеньор. Явный иностранец, и документов при нем никаких.

— Но если что-то выяснится — вы дадите нам знать? Всё-таки небезынтересно, согласитесь — кто и зачем за нами охотится…

— Да, непременно… Но только, если позволите, сеньор — вот вам, неофициально и откровенно. Никто в крипо личность вашего стрелка всерьез раскапывать не станет — у них своих, техасских, дел по горло; похоронят по-быстрому — и тело, и дело… Так что я бы, на вашем месте, обратился в частное сыскное агентство.

— Спасибо, сержант, так мы, наверное, и поступим. А сейчас — можно, я лягу?

— О, разумеется! Мы знаем, где вас искать — если понадобитесь. Эй, извозчик! Давай-ка сюда, живо! Да гляди аккуратнее — не дрова, чай, повезешь.

…Коньяку в командирской фляге еще хватало. По справедливости, у разведчиков должна быть своя, отдельная, Валгалла, а пропуском туда — не оружие, зажатое в мертвой руке, а такой вот неопознанный труп в безымянной могиле в чужом краю:

Он раскрыл «Одиссею» на доблестной песне девятой,
Стоял Одиссей, Полифему в лицо говоря:
«Я — Никто! Так меня называют друзья и солдаты,
Таким меня знают чужие края и моря».

Он был Одиссеем. Империи черные волны
Проносили его мимо Сцилл и Харибд по ночам,
От которых седеешь, но делаешь дело безмолвно,
Эти ночи закрыты, никаким не доступны ключам.

Плач овцы. Гиндукуш. Разбойничья копоть
Пещеры. Игра воровская костров.
Империи нужны в глуши одинокие тропы,
Одинокие трупы, одинокий заброшенный ров.

Земля пухом, Александр Васильевич… как там у нас — плещется ль еще на донышке?

…Знакомая дверь черного хода сама распахнулась ему навстречу, и он мигом проскользнул внутрь, тревожно приложив палец к ее губам:

— Тс-сс! Ты одна в доме?