Алый Рубин. Любовь через все времена

Я поглядела на узкий пешеходный проход, на который указывала мама. Я не могла припомнить, что когда-нибудь была там.

Мама, видимо, заметила, что я удивлена.

— Ты ни разу не была в Темпле? — спросила она. — На храм и сады стоит посмотреть. И Фонтейн Кэрт. По-моему, красивейший фонтан в городе.

Я разозлилась. Она что, внезапно превратилась в экскурсовода?

— Пойдём, нам нужно на ту сторону, — сказала она и взяла меня за руку. Мы пошли за группой туристов, сплошь японцев, у каждого в руках гигантская карта.

За домами мы вдруг оказались в совершенно другом мире. Остались позади суета и шум Стрэнда и Флит стрит. Здесь, среди величественных, плотно стоящих друг к другу домов, красота которых неподвластна времени, ощущались спокойствие и тишина.

Я показала на туристов.

— Что им тут надо? Увидеть красивейший в городе фонтан?

— Они хотят посмотреть на церковь Темпла, — ответила мама, не реагируя на мой раздражённый тон. — Очень древний храм со множеством легенд и множеством мифов. Японцы это обожают. А в Миддл-Темпл-холле состоялось первое представление пьесы Шекспира «Как вам это понравится».

Некоторое время мы шли за японцами, затем свернули налево и зашагали по брусчатой дорожке, вьющейся между домами. Атмосфера была почти пасторальная, пели птицы, над роскошными клумбами жужжали пчёлы, и даже воздух казался свежим и негородским.

На дверях домов висели латунные таблички, на каждой — куча имён.

— Это всё адвокаты. Доценты юридического института, — сказала мама. — Мне даже не хочется знать, сколько тут стоит аренда бюро.

— И мне не хочется, — оскорблённо ответила я. Как будто у нас не было более важных тем для разговора!

У следующего дома мы остановились.

— Мы пришли, — сказала она.

Это был простой дом, выглядевший очень старым, несмотря на безупречный фасад и свежепокрашенные оконные рамы. Я попыталась прочесть имена на латунной табличке, но мама протолкнула меня в открытую дверь и повела по лестнице на второй этаж. По дороге мы встретили двух девушек, которые приветливо поздоровались с нами.

— А где это мы?

Мама не ответила. Она нажала на один из звонков, оправила блейзер и убрала волосы с лица.

— Ничего не бойся, дорогая, — сказала она, и я не поняла, мне это она или себе.

Со звуком зуммера дверь отворилась, и мы вошли в светлую комнату, выглядевшую как совершенно обычное бюро. Стеллажи, письменный стол, телефон, факс, компьютер… — даже светловолосая женщина средних лет, сидевшая за столом, выглядела совершенно обычной. Только очки на ней были слегка устрашающие — чёрные, с такой крупной оправой, что они закрывали почти пол-лица.

— Чем могу помочь? — спросила она. — О, это вы, мисс… миссис Монтроз?

— Шеферд, — поправила мама. — Я сменила девичью фамилию. Я вышла замуж.

— О, да, конечно. — Женщина улыбнулась. — Но вы совершенно не изменились. По вашим волосам я вас всех всегда и везде узнаю. — Её взгляд легко скользнул по мне. — Это ваша дочь? О, она пошла в отца, не так ли? Как вы…

Мама перебила её.

— Миссис Дженкинс, я должна срочно поговорить с моей матерью и мистером де Вильерсом.

— Ох, боюсь, что ваша мать и мистер де Вильерс на совещании, — миссис Дженкинс сочувственно улыбнулась. — Вы…

Мама снова перебила её.

— Я хочу присутствовать на этом совещании.

— Это… как… вы же знаете, что это невозможно.

— Тогда сделайте это возможным. Скажите, что я привезла им Рубин.

— Как? Но… — миссис Дженкинс уставилась поочерёдно то на маму, то на меня.

— Просто сделайте то, что я сказала. — Мама никогда не говорила так твёрдо.

Миссис Дженкинс встала и вышла из-за стола. Она оглядела меня с ног до головы, и я в своей противной школьной форме почувствовала себя совершенно неуютно. Немытые волосы, собранные в хвост простой резинкой. Не накрашена (впрочем, я редко красилась).

— Вы в этом уверены?

— Разумеется, уверена. Вы думаете, я позволю себе так глупо шутить? Поспешите, пожалуйста, у нас может быть мало времени.

— Пожалуйста, подождите здесь. — Миссис Дженкинс повернулась и вышла в заднюю дверь, находящуюся между двумя стеллажами.

— Рубин? — повторила я.

— Да, — ответила мама. — Каждый из двенадцати путешественников отмечен своим драгоценным камнем. Ты — Рубин.

— Откуда ты знаешь?

— Опал и Янтарь — первые двое, Агат, инкарнация волка, поёт в си-бемоле дуэт гармоничный с Аквамарином, за ними могучие Смарагд с Цитрином, близнецы-Карнеолы — это скорпион, под номером восемь Жадеит рождён. В ми-бемоле — Чёрный Турмалин, Сапфир — фа-мажор и яркая синь, и тут же за ними — лев и Алмаз, в седьмой и одиннадцатый раз. Время натягивает тетиву и поднимает лук, Рубин образует начало и замыкает круг.

Мама посмотрела на меня с печальной улыбкой.

— Я по сей день помню это наизусть.

Во время её декламации у меня пошли мурашки по коже. Это было непохоже на стихотворение — это было скорее заклинание, которое бормочут в фильмах злые колдуньи, мешая содержимое котла с дымящимся зеленоватым варевом.

— Что это означает?