Алый Рубин. Любовь через все времена

Бабочки в моём животе превратились в порхающих птиц, а вид целующейся пары расплылся перед моими глазами. И я снова оказалась в кабинете шестого класса — с совершенно растрёпанными нервами.

Вокруг было тихо.

Я думала, что моё внезапное появление вызовет коллективный вопль из множества школьных глоток и, возможно, падение в обморок миссис Каунтер.

Но кабинет был пуст. Я буквально застонала от облегчения. По крайней мере на этот раз мне повезло. Я опустилась на стул и положила голову на парту. То, что произошло, на данный момент превосходило моё понимание. Девушка, красивый молодой человек, поцелуй…

Девушка не только выглядела как я.

Это была я.

Не было никакой путаницы. Я узнала себя — безо всякого сомнения — по родинке на виске в форме полумесяца. Эту родинку тётя Гленда всё время называла моим «смешным бананом».

Такого большого сходства не бывает.

Опал и Янтарь — первые двое,
Агат, инкарнация волка,
поёт в си-бемоле

Дуэт гармоничный с Аквамарином,
За ними могучие Смарагд с Цитрином,

Близнецы-Карнеолы — это скорпион,
Под номером восемь Жадеит рождён.

В ми-бемоле — Чёрный Турмалин,
Сапфир — фа-мажор и яркая синь,

И тут же за ними — лев и Алмаз,
В седьмой и одиннадцатый раз.

Время натягивает тетиву и поднимает лук,
Рубин образует начало и замыкает круг.

Из Тайных записей графа Сен-Жермена.

6

Нет. Это не могла быть я.

Я ещё ни разу не целовалась.

Ну хорошо, практически ни разу. По крайней мере, так не целовалась. Был, правда, Мортимер из следующего класса, с которым я встречалась прошлым летом в течение — абсолютно точно — двух недель и ещё половины дня. Не то чтобы я была в него влюблена, а просто он был лучшим другом Макса, тогдашнего друга Лесли, и это было как-то гармонично. Но насчёт поцелуев Мортимер был не очень, ему больше нравилось оставлять засосы у меня на шее, а в качестве отвлекающего маневра совать руки мне под майку. Мне пришлось при тридцати градусах в тени носить шарфик и к тому же постоянно заниматься отпихиванием от себя Мортимеровых рук (особенно в тёмных кинозалах, где у него отрастали как минимум ещё три). Через две недели мы прекратили «отношения» по взаимному согласию. Я была для Мортимера «слишком незрелой», а он для меня… хм… слишком прилипчивым.

Кроме него, я целовалась ещё с Гордоном, во время поездки нашего класса на остров Уайт. Но это не в счёт, потому что а) это было во время игры «Правда или поцелуй» (я сказала правду, но Гордон настоял, что это была ложь) и б) это был не настоящий поцелуй, Гордон даже не достал изо рта жвачку.

То есть не считая «аферы с засосами» (как называла это Лесли) и Гордонова мятного поцелуя, я была совершенно нецелованная. Возможно, что и «незрелая», как утверждал Мортимер. В мои шестнадцать с половиной я, так сказать, задерживалась в развитии, но Лесли, которая, в конце концов, встречалась с Максом в течение года, считала поцелуи в целом переоценёнными. Она сказала, что ей, может быть, всё время не везло, но мальчишки, которые её целовали, определённо не были особенно искусными. Необходимо, сказала Лесли, ввести школьный предмет «Поцелуи», лучше всего вместо религиоведения, которое никому не нужно.

Мы довольно часто обсуждали, каким должен быть идеальный поцелуй, у нас имелось несколько фильмов, которые мы снова и снова пересматривали, потому что там были прекрасные сцены с поцелуями.

— Ах, мисс Гвендолин. Соблаговолите ли вы сегодня поговорить со мной или снова собираетесь проигнорировать меня? — Джеймс увидел, как я выхожу из кабинета шестого класса, и подошёл ко мне.

— Который час? — Я оглядывалась в поисках Лесли.

— Разве я напольные часы? — Джеймс возмущённо посмотрел на меня. — Вы же, по-моему, хорошо знаете, что время не играет для меня никакой роли.

— Как это верно. — Я завернула за угол, чтобы взглянуть на большие часы в конце коридора. Джеймс пошёл следом за мной.

— Я была там только двадцать минут.

— Где же?

— Ах, Джеймс! Я думаю, что я была у тебя дома! Действительно, всё очень красиво! Много золота. И огни свечей — так уютно!

— Да. Не так мрачно и безвкусно, как здесь, — Джеймс обвёл рукой коридор, выдержанный преимущественно в серых тонах. Мне внезапно стало ужасно жаль его. Он был ненамного старше меня — и уже мёртв.

— Джеймс, а ты когда-нибудь целовался с девушкой?

— Простите?

— Ты целовался когда-нибудь?

— Об этом неприлично говорить, мисс Гвендолин.

— То есть ты ни разу не целовался?

— Я мужчина, — сказал Джеймс.

— Разве это ответ? — Я невольно рассмеялась — такое возмущённое лицо сделалось у Джеймса. — Ты знаешь, когда ты родился?

— Ты хочешь оскорбить меня? Разумеется, я помню дату своего рождения! Это 31 марта.

— Какого года?