Алый Рубин. Любовь через все времена

— Пожалуйста, скажи мне, что это был сон, — просипела Синтия.

— Это был сон, — послушно сказала я. — На самом деле мистер Уитмен и не слышал, что ты его считаешь Sexiest Man Alive.

Синтия, застонав, опустилась за свою парту.

— Земля, разверзнись под моими ногами и поглоти меня!

Я села на своё место рядом с Лесли.

— Бедняга всё ещё красная как рак.

— Я думаю, она такой и останется до конца школы. Ой, как всё это было неловко!

— Может, мистер Уитмен теперь будет ставить ей лучшие оценки.

Мистер Уитмен поглядел на Шарлоттино место и сделал задумчивое лицо.

— Мистер Уитмен? Шарлотта заболела, — сказала я. — Я не знаю, позвонила ли моя тётя в секретариат…

— У неё понос, — проблеяла Синтия. Видимо, у неё была жгучая потребность быть не единственной, кто оказался в неловкой ситуации.

— У Шарлотты уважительная причина, — сказал мистер Уитмен. — Она, видимо, будет отсутствовать несколько дней. Пока всё… не нормализуется. — Он повернулся к доске и написал на ней слово «Сонет». — Кто-нибудь знает, сколько сонетов сочинил Шекспир?

— Что он имеет ввиду под «нормализуется»? — прошептала я Лесли на ухо.

— Мне не показалось, что он говорит о Шарлоттином поносе, — шепнула мне Лесли в ответ.

И мне не показалось.

— Ты его кольцо-печатку разглядела? — продолжала шептать Лесли.

— Нет, а ты?

— Там изображена звезда. С двенадцатью лучами!

— И что?

— Их двенадцать. Как у часов.

— У часов нет лучей!

Лесли закатила глаза.

— Ты не ухватываешь? Двенадцать! Часы! Время! Перемещение во времени! Спорим, что… Гвен?

— Вот дерьмо! — сказала я. У меня в животе опять всё скрутилось.

Лесли в отчаянии уставилась на меня.

— О нет!

Я тоже была в отчаянии. Раствориться в воздухе на глазах у одноклассников — это было последнее, чего я хотела. Поэтому я встала и потащилась к двери, прижимая руку к животу.

— Мне кажется, что меня сейчас вырвет, — сказала я мистеру Уитмену и, не дожидаясь ответа, рванула на себя дверь и вывалилась в коридор. Я ещё успела услышать, как мистер Уитмен сказал:

— Наверное, кто-то должен пойти следом. Лесли, ты не будешь так добра?..

Лесли пулей выскочила из класса и плотно закрыла за собой дверь.

— Так, быстрей, давай в туалет, там нас никто не увидит. Гвен? Гвенни?

Лицо Лесли расплылось у меня перед глазами, голос зазвучал как через вату. А потом она исчезла.

Я стояла одна в коридоре с роскошными золочёными обоями на стенах. Под ногами вместо прочной травертиновой плитки — изумительный паркет, отполированный до блеска, с искусной инкрустацией. Была, видимо, ночь или поздний вечер, со стен мерцали канделябры с горящими свечами, а с разрисованного потолка свисали люстры, тоже с горящими свечами. Вокруг разливался мягкий золотистый свет.

Моей первой мыслью было: супер, я не провалилась вниз. Моей второй: где здесь можно спрятаться, чтобы меня никто не увидел?

Потому что в этом доме я была не одна. Снизу доносилась музыка, струнные инструменты. И голоса. Много голосов.

Родной коридор третьего этажа средней школы Сент-Леннокса было не узнать. Я попробовала вспомнить порядок кабинетов. За мной была дверь в наш класс, в кабинете напротив миссис Каунтер как раз проводила урок географии для шестиклассников. Рядом находилась лабораторная. Если я туда спрячусь, то меня, по крайней мере, никто не заметит по возвращении.

С другой стороны, лабораторная была в основном закрыта, и, возможно, спрятаться там было не особенно удачной идеей. Если я вернусь в запертое помещение, то мне придётся убедительно объяснить, как я там оказалась.

Но если я спрячусь в какое-нибудь другое помещение, то по возвращении я материализуюсь из ничего перед целой толпой учеников и их учителем. Вот это будет совсем трудно объяснить.

Может, мне стоит просто остаться в коридоре в надежде, что я тут надолго не задержусь? В предыдущие два перемещения я отсутствовала всего несколько минут.

Я прислонилась к парчовым обоям и стала горячо ждать головокружения. Снизу доносился гул голосов и смех, я слышала звон бокалов, затем снова заиграли скрипки. Было такое впечатление, что внизу хорошо веселится целая куча народу. Может, и Джеймс был там. В конце концов, он когда-то тут жил. Я представила себе, как он — из плоти и крови — где-то там, внизу, танцует под музыку скрипок.

Жаль, что я не могу с ним повидаться. Но он он вряд ли обрадуется, расскажи я ему, откуда мы друг друга знаем. То есть будем знать, через много лет после его смерти. То есть после его будущей смерти.

Знай я, от чего он умер, я бы могла, вероятно, его предупредить. Привет, Джеймс, 15 июля тебе на Парк Лейн упадёт кирпич на голову, так что в этот день лучше сиди дома. Глупо, но Джеймс не знал, от чего он умер. Он вообще не знал, что он умер. Э-э-э… умрёт. В смысле уже умер, но в будущем.

Чем больше начинаешь задумываться насчёт этих перемещений во времени, тем сложнее представляется вся эта чепуха.