Лионелла, Гортензия и Лизка со скромной гордостью шествуют по залу в подобиях подпоясанных веревками платьиц из дерюги. Остальные девицы и дамы завистливо шепчутся… Принц что-то говорит на ухо Генке. Тот кивает, и — нет его.
Золушка. Ребята… Я такая счастливая сейчас… Даже страшно подумать…
Принц. Опять страшно? Да почему?!
Золушка. Потому что все равно когда-нибудь придется воз вращаться… к мачехе и сестрицам…
Принц. Еще чего! Ты останешься во дворце! Будешь придворной фрейлиной… пока ты… пока мы не подрастем.
Золушка. Ой, нет. Фрейлиной не надо. Домой не хочется, но и фрейлиной почему-то тоже…
Принц. Тогда ты будешь… просто Золушкой! Нет, самой главной Золушкой из самой лучшей сказки! Согласна?
Золушка. Я… не знаю…
Гуга и Томми. Согласна, согласна!
Подбегает Петух. Что-то отдает принцу.
Принц. Вот, это тебе… Зоюшка. Теперь ты опять как заморская принцесса, ничуть не хуже…
Золушка. Я понимаю. Да… Конечно, это сон…
Принц и все мальчишки. Нет!!
Золушка. А тогда… можно мне будет взять во дворец моего Зелененького?
Генка Петух. Принц пошлет за ним королевского курьера. Да, Эдик?
Принц. Да!.. И мы возьмем Зелененького в наше плавание.
Золушка. В какое?
Принц. Завтра начинаются каникулы. Папа обещал мне отдать лодку, в которой он плавал, когда был мальчиком. С мачтой и парусом! Мы отправимся в путешествие по всем рекам и озерам Верхней Унутрии.
Золушка. А нас отпустят одних?
Принц. Конечно! Что мы, маленькие? Ну и… папа даст нам в королевские советники дядю Руппеля, своего шофера. Все равно рессора лопнула, «Мерседес-буме» на приколе и папаша Руппель без работы…
Все, даже Золушка, дружно кричат «ура», Петух лихо прошелся колесом… Вдруг раздается гром, в окнах вспыхивают разноцветные огни.
Золушка. Ой, что это? Война?
Принц. Это праздничный фейерверк! Бежим в парк, посмотрим! У нас впереди еще половина праздника!..
Генка Петух. И сто дней каникул!
Ребята убегают. На их место неторопливо выходит господин Ганц-Будка подрукус привидением.
Ганц-Будка. Поверьте мне, сударь, что должность королевского гардеробщика ничуть не менее ответственна, чем должность министра Унутренних дел. Известно, что театр начинается с вешалки, а дворец разве не тот же театр? Как и вся наша жизнь. Здесь тоже постоянно случаются и драмы, и комедии. И сказки…
Привидение вежливо кивает. Опять раздаются залпы, и ночь за окнами озаряется цветными сполохами. Гости, повернувшись к окнам, аплодируют. Жизнеутверждающе звучит мелодия «Великой Унутрии».
Девятилетний Антошка Топольков сидел у стола и меланхолично рисовал многолапое страшилище (как потом станет понятно — Крокопудру). Антошкин отец собирался в командировку. Зашел в комнату к сыну. Остановился у него за спиной. Понаблюдал, вздохнул:
— Слишком он у тебя печальный, этот зверь…
Антошка тоже вздохнул:
— А чего ему веселиться?.. И мне…
— Я понимаю… Грустно, конечно, когда все друзья разъехались кто куда. Ну да жизнь-то, она длинная, встретитесь еще…
— Наверно… Но где и когда, — сказал Антошка, нехотя пририсовывая зверю лохматое ухо.
— Все равно киснуть не надо. Сходи в клуб «Ковер-самолет», там всегда весело. И наши ребята там тебя любят.
— Папа, это они
— Не выдумывай… Давай сходи. Передашь ребятам, что я вернусь прямо к празднику. А пока за старшего остается Сеня Лапочкин. Скажи ему, пусть работают по-ударному, чтобы на параде быть с новой моделью. Вот, отдашь чертеж, я только что закончил…
Иван Федорович Топольков положил поверх Антошкиного рисунка футляр с чертежом.
Антошке было все равно — или рисовать, или идти куда-то. Но все же шевельнулось любопытство:
— Папа, а можно посмотреть?
— Посмотри. Только потом сверни аккуратно и поскорее неси в клуб. А мне пора на поезд… Постарайся не унывать, договорились?
— Ага… — не очень уверенно кивнул Антошка. Отец похлопал его по плечу. Антошка потерся щекой о его рукав. — Приезжай скорее…
Потом Антошка проводил отца до двери. Вернулся в свою комнату. Расстелил на столе ватманский лист.
— Ого… — заметил он со сдержанным одобрением. Самолет был узкокрылый, сразу видно — легкий и быстрый. Антошка зажмурился, представил, что у него в ладони ручка управления. Зашуршал мелькающий пропеллер, воздух откинул Антошкины волосы. Навстречу все быстрее, быстрее поплыли пухлые облака. Антошка улыбнулся, открыл глаза. Вместо вертящегося винта теперь была перед глазами висевшая над столом фотография. На ней — сидящие рядом на косом заборе четверо мальчишек, в том числе и сам Антошка Топольков.