Альв

Время было самое подходящее для прогулки по городу, тем более что и погода благоприятствовала. Небо чистое, солнце почти в зените и греет уже вполне по-летнему. Не мешает и легкий ветерок, приносящий запахи цветения. Впрочем, пахло в городе по-разному. Где-то хорошо, а где-то – не очень. Тем не менее прогулка удалась. Они осмотрели знаменитые вюрцбургские виноградники, погуляли по торговым улицам, зашли в университет, но, по правде сказать, посещение оказалось совершенно неинтересным: университет лишь недавно открылся после десятилетнего запрета, и в нем почти не было ни студиозусов, ни профессоров. Неновые и не поражающие своей архитектурой строения, пустой двор, едва «заселенные» коридоры главного корпуса, наглухо закрытые двери университетской церкви. Единственным светлым пятном в этой прогулке по «руинам» европейского образования стало посещение лавки мастера Иеронимуса. Впрочем, эта старейшая и известнейшая в Баварии книжная лавка помещалась не собственно в университете, а на прилегающей к нему улице.

В просторном помещении, занимавшем весь первый этаж большого фахверкового дома, приятно пахло книжной пылью, старой кожей, пергаментом и клейстером. Книги были везде: в шкафах, на полках и столах. На стенах висели картины и карты. У стен и между столами стояло несколько глобусов разного размера. И всем этим богатством распоряжался мастер Иеронимус, выглядевший как еще более состарившаяся копия Хуго Обермайстера.

– Вы братья, не так ли? – спросила Альв, познакомившись со старым книжником.

– Заметили сходство? – улыбнулся обычной своей, ничего не выражающей улыбкой Обермайстер.

– В этом трудно ошибиться. – Альв казалась заинтересованной, и Яков неожиданно подумал, что она почувствовала нечто такое, что недоступно ему. Какой-нибудь запах – ибо чуткость ее обоняния, казалось, не знала предела – или скрытое настроение. Впрочем, о том, что это посещение не случайно, Яков уже догадался. Другое дело знать, в чем заключается интерес Хуго Обермайстера. Привести к старшему брату состоятельных покупателей? Возможно, но не обязательно. Могли найтись и другие причины.

Так оно, к слову, и оказалось. Старший Обермайстер показал Якову и Альв, – на которую он, как и его брат, не смел или не желал поднять глаза, – несколько редких фолиантов и карт, а затем взял с одного из столов гравюру и, низко склонившись перед Альв, протянул ей лист плотной бумаги ин-кварто[54].

– Ваша светлость, – сказал он, – не смея произнести вашего имени вслух, я приношу вам искреннюю благодарность от всего нашего братства и нижайше прошу принять этот скромный дар – портрет вашей венценосной бабки, выполненный великим мастером Альбрехтом Дюрером!

«Когда жил Дюрер? – вот был первый вопрос, который задал себе Яков, выслушав слова старого книжника. – Лет сто пятьдесят назад? Чуть меньше?»

Зато второй вопрос был по существу:

«Светлость – это же герцогиня или княгиня, ведь так? И обе могут быть венценосными, если, как мой брат, правят отдельными государствами. Но бабушкой Альв могла быть и какая-нибудь королева, ведь женщина может выйти замуж за мужчину, стоящего в иерархии титулов гораздо выше ее самой. Но, может быть, на гравюре есть надпись?»

Надпись там действительно нашлась.

«Фюрстина Анна», – вот что было написано готическими буквами над головой женщины, носившей горностаевый плащ и княжескую корону.

«Княгиня Анна, правившая сто пятьдесят лет назад, – сухо констатировал Яков, рассматривая великолепную гравюру. – Какое княжество? Сколько ей может быть лет?»

Последний вопрос касался Альв. Не то чтобы Яков чувствовал себя обманутым – ему было не важно, сколько ей лет: двадцать, сорок или шестьдесят, – ему было просто любопытно. Вот, собственно, и все.

Глава 10 Тьма горьких истин

1. Одинсдаг, двадцать второй день месяца белтайн 1611 года

На этот раз выехали рано, так как собирались засветло добраться до швабского Бад-Мергентхайма, что в королевстве Вюртенберг, а это добрых полста миль, и вся дорога – то вверх, то вниз, так что не разгонишься. Да и дорожное покрытие после зимы выглядело не лучшим образом. В общем, плохая дорога, длинный путь и тяжелый дормез, которому по той дороге – по всем ее рытвинам и колдобинам, камням и кочкам – катить и скрипеть едва ли не весь день. Вот разве что погода выдалась хорошая, да приятный ветерок дул с реки, принося запахи молодой зелени и цветов.