Альтераты. Соль

— Моей дочери, — Надежда внимательно посмотрела на хозяина кабинета. — Речь шла о моей дочери. Ей поставлен диагноз диссоциативное расстройство личности… Она поехала с отцом в Анапу, в экспедицию. И там у нее случился кризис, муж показал ее специалистам…

Она говорила как заведенная, боясь, что упустит что-то важное, а потом не сможет вернуться. Потому что озвучить то, что ее дочь психически нездорова, оказалось еще сложнее, чем думать об этом. Она не сразу заметила, как «Айболит» протестующе машет руками:

— Погодите-погодите, Надежда Ивановна! — она замолчала, наконец. Растерянно посмотрела на доктора. — Давайте обо всем по порядку. Сколько времени длится ваша ситуация, скажите мне.

— Несколько дней. Почти неделя.

Михаил Федорович почесал бровь.

— И под наблюдением какого кудесника находится ваша дочь?

— Андрис Александрович Страуме, у него клиника в Вильнюсе. На Черном море у него что-то вроде реабилитационного центра или закрытого пансионата…

— Да-да, я в курсе. Наш мир, знаете ли, весьма узок. Мы все, как говорится, спим под одним одеялом, — доктор, казалось, был озадачен: он снял очки, придвинул к себе футляр, достал из него мягкую квадратную тряпицу, протер стекла. — Я, знаете ли, очень высокого мнения об Андрисе Александровиче.

— Скажите, я хотела бы ее забрать оттуда, привезти в Москву. Возможно, в вашу клинику…

— Привозите, — «Айболит» пожал плечами.

Надежда опешила:

— То есть как «привозите»? Андрис Александрович не рекомендовал нам этого делать. Говорил о необходимости постановки на психоневрологический учет в этом случае.

При каждой фразе гостьи «Айболит» заметно мрачнел. Надежда замерла, прижала к себе сумочку.

— Мне сложно сказать. Я не видел историю болезни вашей дочери, — он старался быть максимально корректным. — Но мне в принципе не ясна ситуация с диагнозом. Такая поспешная его постановка мне кажется довольно… неожиданной.

— Почему? — Надежда улавливала недовольство доктора, его настороженность. Михаил Федорович тщательно подбирал слова, старясь обобщать и избегать конкретики.

— Потому что диссоциативное расстройство идентичности — это сложное психическое заболевание. Представьте нарушение синтеза чего-то. Раскол. Распад. Было целое, и вот его нет, — он внимательно посмотрел на собеседницу, словно оценивая степень ее собственной адекватности. — Основная функция нашего сознания — это самоидентификация. Кто я? И отвечая на этот вопрос, мозг ежесекундно, даже находясь во сне, проделывает огромную работу. Он удерживает информацию о прошлом, фиксирует настоящее, прогнозирует ближайшее и отдаленное будущее. Кроме того, это опознавание собственного тела, собственной речи, голоса, поступков. Понимаете?

Надежда кивнула: вроде бы, «Айболит» говорил об очевидном. Но она чувствовала, что он хочет донести что-то важное.

Доктор удовлетворенно откашлялся.

— До недавнего времени диссоциативное расстройство вообще не рассматривалось как самостоятельное заболевание. Да и сейчас его дифференциация и диагностика осуществляются фактически методом исключения смежных по симптоматике заболеваний: наркология и тяжелые психозы, шизофрения. Опять же необходимо исключить посттравматическое расстройство. Основной метод — помимо анализов и некоторых исследований — длительное наблюдение. На это обычно уходят месяцы, а то и годы.

Надежда встрепенулась:

— То есть диагноз мог быть поставлен неверно?

Михаил Федорович нахмурился:

— Не возьмусь судить без соответствующих наблюдений и исследований. У Андриса Александровича огромный опыт.

За окном совсем потемнело: черная туча накрыла город. Глубоко вздохнув, она метнула в него первую связку молний. Притихшая липа под окном дрогнула. «Айболит» торопливо захлопнул раму, отбросив непогоду.

Надежда Ивановна поняла главное — дочь нужно вызволять.

6

Поговорив с дайвером по телефону, Анна достала из спортивной сумки джинсы и футболку. Подумав, натянула через голову черное худи. Мягкая ткань бережно прикрыла покрасневшие запястья.

Сформировав из полотенца и подушки валик, прикрыла его одеялом, имитировав фигуру лежащего под ним человека. Подхватив сумку, осторожно вышла в коридор. Стараясь держаться ближе к стене, проскользнула к главной лестнице, которая вела в просторный холл. И только тут сообразила, что дверь, скорее всего закрыта, а на ресепшен подремывает охранник.

Вернулась к своей палате, миновала ее, пройдя чуть дальше по коридору.

Еще две палаты по правую сторону коридора. Аня остановилась напротив двери в одну из них: Лера, кажется, заходила сюда. Осторожно, чтобы не скрипеть, девушка надавила на рычаг, толкнула дверь внутрь и тут же отпрянула: на нее вывалился, словно рев реактивного самолета, раскатистый храп. Девушка дернулась назад. Из-за резкого движения сумка съехала с плеча, бухнулась под ноги. Ручка двери выскользнула из пальцев, еще когда она пыталась перехватить сумку, дверь с силой захлопнулась.

— Кто там все шастает посреди ночи? — сердитый голос медсестры из ординаторской, узкая полоска красноватого света торшера косо легла поперек каменных плит.

Анна прижалась к стене.