Альтераты. Соль

Аня и не шевелилась. Словно голографическая картинка перед ней стали проступать знакомые силуэты: пожилая дама с прямой спиной, Аня помнила ее взгляд — бабушка Ирина, по отцовской линии. Рядом с ней появилась полненькая старушка, в которой Скраббл без труда узнала умершую в прошлом году тетю Нину, мамину старшую сестру. Та долго болела, и, когда умерла, на ее губах застыла радостная улыбка. С этой же улыбкой и сейчас она мелькнула перед глазами племянницы.

Лера прошептала откуда-то справа:

— Тот, кто пришел со дна морского, явись!

Аня почувствовала, как на макушку легло несколько крупиц соли.

Вместе с этим острая боль пронзила от темени до пят, грубо схватила тисками грудь, вцепилась ледяной хваткой в горло и обожгла холодом. Аня чувствовала, как ее раздирает, царапает, съедая изнутри. Она не могла пошевелиться, вздохнуть. Жалящее, ядовитое заполняло ее, ослепляя.

Она захрипела и повалилась навзничь. С нее, живой, дышащей, еще способной думать и чувствовать, будто сдирали кожу.

Аня видела, как на лицах усопших родственников отражается недоверие, непонимание и страх. Глаза бабушки Иры округлились, рот приоткрылся в немом крике. Тетя Нина перестала улыбаться, заплакала тихо. Взгляд упал на взбугрившиеся рубцы на руках. Раны открылись на ее глазах, по коже потекла горячая кровь.

— Помогите, — прохрипела, задыхаясь.

Темнота, запах плесени, сырости и прогорклого масла.

Вдруг чьи-то руки выцепили ее из тошнотворного, дурманящего варева, подхватили легко.

Сквозь тяжелую пелену прорывался голос:

— Да ты охренела, ты чего натворила-то?! Вали отсюда! — орал кто-то совсем рядом.

И потом — потоком — ледяная прохлада. Благостная. Счастливая.

— Ма-ама, — позвала Аня сквозь пелену.

— Какая к черту мама, — тот же голос рядом, те же ладони. — Я сегодня твоя мама и твоя папа…

5

Тимофей кутал Аню в единственную сухую вещь — куртку, которую достали из сумки с переданной Ане одеждой. Дайвер переводил взгляд с обессиленной Скраббл на притихшую Леру.

— Блин, девки, ну вы даёте…

Лера огрызнулась:

— Сам же просил. «Давай жахнем!» Я не знаю, что произошло, должно было сработать, ясно?

— Прекратите, — ребята переглянулись: Скраббл говорила будто через силу. — Мне больно. Мамочки, почему же так больно…

Она высунула из-под куртки руку, всмотрелась. В темноте уже ничего не разобрать.

— Посвети, — попросила Тима.

Тот достал из кармана сотовый, активировал фонарик.

Аня сунула в полоску сине-голубого света ладонь.

На коже оказался отчетливо виден кровоподтек. Бугристые, рваные раны кровоточили. Анна судорожно выдохнула, бессильно опустила руку на колено. Пальцы подрагивали.

Торопов медленно провел лучом по ее предплечью, шее: сквозь хлопковую ткань пижамы сочилась красновато-бурая, густая жидкость. Он посмотрел на Леру:

— Это что? Кровь?

У Леры округлились глаза, приоткрылся в ужасе рот.

— Кажется, мы сделали только хуже.

Тимофей не хотел уходить. Чувство тревоги, подпитанное прилипчивым ощущением опасности, преследовавшим его с тех времен, когда умер их отец. Но остаться на ночь в санатории со странным названием «Робкая звезда» оказалось невозможно: все палаты заняты, гостиничные номера не предусмотрены, расселение на свободные места в палатах не положено. Тим, передав Ане сумку с вещами, смущенно махнул рукой:

— Эй, тебе какие-то аборигены телефон оборвали, отец твой сказал. Перезвони, что ли.

Анна медленно кивнула, ее покачивало. Тошнило. Плечи, руки саднило. Спину жгло. «Когда же это закончится?» — пульсировало в висках.

Она смотрела на Тимофея. Непонятный парень. Притащился к незнакомой девушке на ночь глядя, чтобы передать сумку с вещами. Типа до утра не дождаться. Ну, допустим, у него график погружений, и завтра он никак не сможет выполнить поручение. «Будем считать, что приехал сегодня, потому что завтра не будет возможности», — подумала, разглядывая.

За ситуацию в парке, всю эту истерику и буйное помешательство, девушке было неловко. Еще больше — за обморок и вот эту чехарду с вызовом усопших. Она переминалась с ноги на ногу у ворот пансионата, терпела его изучающий и тревожный взгляд.

Он с сомнением качнулся к выходу, обернулся у калитки:

— Пока у тебя труба не отключилась, я свой телефон забил. «Тимофей Черное море». Если что-то будет нужно, звони, ладно?

Странный. Вот точно — странный. Но хорошо, что ушел — сил говорить и изображать, что все в порядке, не осталось.

Аня опустилась на мокрую после дождя скамейку.

Ветер играл острыми маковками кипарисов, сбрасывал за шиворот колкие капли. Анна поежилась, медленно встала и неторопливо, как в бреду, направилась в корпус.

За ее спиной в сумрачном свете вились, неслышно передвигаясь, незнакомые призрачные тени.

Седьмая серия

1

— Не нравится мне все это, — капитан Рыбаченко наблюдал за замершим на рейде «Малахитом». Двигатели плавучей лаборатории удерживали судно на одном месте — с корабля велись глубоководные работы.