Альпийский синдром

«И что она в нем нашла? – все так же искоса поглядывая на Игорька, продолжал размышлять я. – Что они в нем нашли? – тотчас поправился я, поминая Дашу в одном ряду с женой Игорька и с пассией, не дождавшейся того сегодня на сеновале. – Плотный, крепко сбитый, с ранними залысинами по сторонам лба. Какой-то он… молодой бобер. Такой может нравиться только женщинам, не умеющим отличать самца от человека мыслящего, глубокого. Тем не менее, Дашке он чем-то интересен. Своей несхожестью со мной? То-то она с некоторых пор так переменилась ко мне!»

Перемена была не то чтобы явной, но все же наводила на невеселые размышления. Даша стала раздражительна, часто язвила и по любому поводу вступала в спор, заканчивающийся ссорой и злыми слезами. То она казалась неприступной и не подпускала к себе, то навязчиво изображала похотливую самочку, каковой никогда не была и быть не могла. Выяснилось вдруг и то, что жена подозрительна и очень ревнива. Однажды она нежданно-негаданно нагрянула с попуткой в Приозерск, потом долго не хотела сказать причину своего внезапного появления. И только в одну из минут близости, все более редких и отчаянных, как бы на грани, призналась, что кто-то позвонил ей по телефону, какая-то ехидная баба, и с радостью сообщила:

– Знаете, чем занимается сейчас ваш благоверный? Нет? Приезжайте и полюбуйтесь!

Оказывается, Даша ревновала, и эта потаенная беспричинная ревность порадовала меня. Ведь что такое ревность, если не обостренное и уязвленное чувство любви, как бы ни осуждали ее проявлений просвещенные философы-гуманисты. Другое дело, были ли к тому основания. Ведь в последнее время я и вправду будто с катушек слетел, а в числе причин могла быть банальная – другая женщина. И хотя другой женщины не было, пока не было…

– Ну-ка, признавайся, – сказал я Игорьку, прогоняя и эту крамольную мысль о возможности для меня другой женщины, – что за шашни ты завел в Приозерске? Кто такая, когда успел?

– Уже знаете? – быстро обернулся ко мне Игорек, блудливо сверкнул глазами, будто мартовский кот, и растянул рот в ослепительной улыбке. – Ну и поселок, скажу я вам! Раз-другой подвез на машине, угостил мороженым, посидели на лавочке – и уже шум-гам!..

– Только – на машине, только – на лавочке? – недоверчиво протянул я.

– Остальное – за поселком, в лесополосе. Никто видеть не мог…

– Ну ты и прохвост! Уже и остальное у него было!

– А чего тянуть? – самодовольно хмыкнул юный ловелас. – Я хочу, она хочет… Женитьбы можно не бояться, и ей замужество не светит, потому что оба мы уже… Чего тут тянуть? – И, заерзав на сиденье, хитро прищурился: – Как вам она? Коня на скаку, а?..

– Что значит как? Мне почем знать?

Игорек удивленно вскинул рыжеватые, выгоревшие на солнце брови.

– Так вы видели ее! Помните, приходила в гараж с коляской? Полная, крашеная под блондинку, в ситцевом платье. Полгода не прошло, как родила, а уже невтерпеж… Так и льнет, так и горит!.. Я бы от нее ни на шаг, а этот балбес муж, Роман, месяцами где-то ишачит, домой только по праздникам… Вот она и устроила себе праздник.

Я помолчал, переваривая услышанное. Потом спросил: а дальше что?

– Как что? Через недельку приедет наш муж – крестить ребенка. Я буду за крестного, Танькина двоюродная сестра – крестной. Тоже хорошая девка, но глупая, из этих – ноги расставила, а трусы снять забыла. Выходит, буду с ними теперь родня: Танька под боком, кума про запас.

Опять помолчали, но тема показалась мне до конца непроясненной, и я не утерпел – осторожно поинтересовался:

– А жена как же? Если узнает? И вообще, зачем тебе другая?

– Что жена? Жена одна сатана, Танька – другая. В разных… как это?.. Во, ипостасях! Что такое ипостаси, Николаевич? Что-то интимное? В общем, одна у меня – монашенка: выключи свет, так не буду, так стыдно. Другая… Другая – оторва. Так что у меня теперь разнообразие жизни. Ну а жена если и узнает, сделает вид, что не знает. Зачем знать? Потом надо будет что-то решать, все поломается, а у нас ребенок. Она у меня звезд с неба не хватает, но мудрая, как змея.

Я покачал головой, а Игорек вдруг придвинулся и выпалил:

– Вот если бы вам попробовать, а, Николаевич? – И, округляя глаза, заговорщицки добавил: – Хотите, я вас с одной дамочкой сведу?

– Пошел к черту! Что-то ты сегодня разговорился, – прервал я Игорька и погрозил для острастки пальцем. – Коньяк подействовал на мозги? Сейчас у меня порцию слабительного примешь – и все как рукой снимет.

– Это я к слову, – примирительно вздохнул тот, и дальше мы поехали молча.

«Скажите пожалуйста, он меня познакомит! – пытаясь разобраться в собственных мыслях, думал я. – Тоже мне, донжуан выискался! А с другой стороны, куда ни посмотри, везде одно и то же: Гринишин водится с бабами; Ващенков пьет и водится с бабами; теперь вот и Игорек… А мне даже мысли подобные в голову не приходят. Или все-таки приходят, только не впрямую, а как-то опосредованно?..»