– Мы сейчас живём в точности как потерпевшие крушение, – замечает один матрос. – Я знаю, что говорю: однажды мне довелось просидеть месяц на песчаной отмели неподалёку от острова Бурбон.
– Только мы, похоже, просидим все два, – отзывается другой.
– …И мне вдобавок дважды в день кормить пятьдесят ртов, – прибавляет Кук устало.
– Умоляю вас заткнуться, – стонет Абсалон.
Главный боцман лежит на палубе, раскинув руки крестом: его лихорадит, на лице у него мокрый платок. Остальные, сидящие вокруг него, не многим свежее.
«Нежная Амелия» уже седьмую неделю стоит в Виде на якоре. Днём и ночью вокруг них вьются тигровые акулы. Сезон жары и туманов в самом разгаре. Всё белое. Экипаж тонет в молоке и не видит даже берега напротив. С мачт поснимали стеньги, чтобы не цеплять ветер. И теперь судно, с приспущенным флагом и обрезанными мачтами, напоминает римские галеры.
У матросов только одно развлечение: три раза в неделю смотреть, как из тумана выходят две большие пироги. Морель и Дикарьё гордо сидят во главе четырнадцати гребцов. Они постепенно забирают из трюма меновой товар. Нагружают в лодки всё что можно. Самые крупные бочки сбрасывают в воду, связывают друг с другом и так тянут к берегу. В обмен на груз кадеты Морель и Дикарьё рассказывают оставшимся на борту свежие новости.
Они говорят, что Лазарь Гардель и его люди остановились в Виде в форте Сен-Луи, где губернатор Монтагер принимает их очень скверно: помощи от этого мерзавца никакой. К счастью, капитан смог заплатить положенное королю Дагомеи, и теперь ему позволено покупать невольников. Пока их держат в построенных на пляже хижинах, рядом с товаром, который выгружают с корабля.
– Дело движется, – отвечает Морель неопределённо, когда его спрашивают, сколько ещё времени всё может продлиться. – Дело движется.
В бо́льших подробностях матросам на «Нежной Амелии» отказано. Пироги уже удаляются, гружённые сталью, трубками, индийскими тканями и красными платками из Шоле.
– Скажите Жозефу Марту, что он может выходить из своей клетки, – вдруг говорит лежащий на палубе Абсалон, всё такой же бледный. – Я опять про него забыл.
С тех пор как он заболел, он перестал следить за Жозефом. К слову, никто на борту так и не понял, чем мальчишка может заниматься с утра до вечера в тесной рубке. Жозеф говорит, Гардель якобы велел ему несколько раз переписать бортовой журнал, чтобы отправить копии судовладельцу Бассаку и его компаньонам. Но неужели для этого нужно пятьдесят дней?
– Я схожу, – говорит Кук, – освобожу паренька.
Он спускается по главной лестнице. Подходит к штурманской рубке и толкает дверь, которую Абсалон даже не трудится теперь запирать. Жозеф стоит к нему спиной. Он и не заметил, что кто-то вошёл. Кук подходит и заглядывает ему через плечо.
– Ну что? – спрашивает он. – Путешествуем?
Жозеф вздрагивает. Он прикрывает карту, над которой стоял.
– Ты, смотрю, уже на островах…
– Хотелось бы, – отвечает он. – Очень уж время здесь тянется.
– И это ещё не конец, – жалуется кок, выходя.
– Кук!
Тот снова возникает в проёме.
– Гардель попросил меня разузнать побольше.
– О чём?
– О тех годах, когда ты был при Люке де Лерне.
– О…
Кук уныло качает головой.
– Что он хочет знать?
– Я как-нибудь выкручусь с тем, что ты сам расскажешь.
Кук наваливается спиной на дверь, которую успел закрыть снова. Трёт ладонью лоб. Что тут сказать?
– Когда я попал на «Гидру», лет мне было как тебе. Люк де Лерн тогда ходил недалеко от здешних вод. Возле Сьерра-Леоне. Он любил Наветренный берег… Иностранных фортов мало, только леса, сползающие в море. И перегруженные суда вдали…
– Каким он был?
– Он уважал золото и Бога. И больше ничего. Макал копчёное мясо в расплавленное золото, а потом разбивал корку молотком, когда подавали на стол. Его обезьянка ходила в кольчуге из золотой проволоки и в красной папской шапочке.
Жозеф улыбается. Да, этот человек точно знал старого пирата.
– Почему ты ушёл?
– Я не уходил. Меня забыли после битвы на судне британского военного флота. Люк де Лерн ушёл без меня. Я четыре года просидел в английских тюрьмах.
– Злишься на него?
Кук не отвечает. Жозеф больше его не удерживает. Он теперь спокоен. Благодаря откровениям Кука он сможет заставить Гарделя ещё подождать. Похоже, кок не скучает по пиратским временам.
Всё прекрасно. Добряк Кук уж точно не расстроит планы Жозефа. Осталось только поскорее отчалить от африканских берегов и поймать пассат, который дует как раз туда, где его ждут. А тем временем ему нужно попытаться забыть про живых людей, дышащих где-то под его ногами, на нижней палубе.
Минутой раньше, на берегу напротив, двое невольников сидят на земле возле длинной лимонной аллеи форта Виды. Они только пришли с севера. У одного из тех, кто их стережёт, драгунская офицерская сабля, а у другого – ружьё, какие белые меняют на живой товар.
– Дай ей лимон, – говорит Баако отцу, указывая на женщину.