Альма. Ветер крепчает

– Я не лукавлю. Есть на борту несколько матросов, которых я, возможно, забуду в какой-нибудь расщелине на Наветренных островах или обменяю с другим судном. Но тебя в их число я никогда не включал.

Жозеф слышит, как сзади тихо щёлкнула бритва: Гардель спрятал лезвие в ручку слоновой кости.

– Нет, ты не из таких, Жозеф Март.

Он замирает.

– Для меня ты в одном ряду с крысами и тараканами. Ради этих тварей я даже не тружусь спускать на воду шлюпку, которая висит там за окном, и не отвожу их на пустынный берег. Крысу куда быстрее взять и прирезать среди ночи, где-нибудь в трюме.

Снова щёлкает бритва, и воцаряется тишина.

– Паразит. Лишний рот, который я кормлю даром. Ты должен усвоить, малыш. Ты ничего не сделал из того, что от тебя требовалось. За месяц – никаких подвижек. И знаешь, что ты мне должен за это?

– Нет.

– Жизнь. Очень просто.

Жозеф молчит. Капитан встаёт прямо за ним.

– Я долго думал, шкет, – говорит он. – Хочу понять, что у тебя на уме. Либо ты говоришь правду и ты так ничего и не понял в записке старого пирата. Либо ты не хочешь рассказывать мне того, что знаешь. В обоих случаях тебя ждёт одна участь.

Часы висят на переборке прямо перед Жозефом, и он не сводит с них глаз. Над циферблатом вырезана темнокожая девочка с цветком хлопка в волосах.

Жозеф смотрит на неё. И будто на неё рассчитывает. Он кое-чего ждёт.

– Просто ради любопытства, – продолжает капитан, – не расскажешь, прежде чем мы со всем покончим, какая из моих догадок верна? Отвечай честно, это ничего не изменит.

– Вторая.

– Вторая?

– Да, вторая догадка. Я не знаю, что вы сделаете со мной, когда я всё разгадаю. И потому я, возможно, не говорю всего, что выяснил. Это вполне по-человечески.

Гардель тихо усмехается:

– По-человечески?

Он обходит стол, выдвигает стул и садится напротив. Он держит паузу, затем вдруг вонзает лезвие в столешницу прямо перед Жозефом.

– Думаешь, ты можешь торговаться?

– Да.

– И с чего мне верить, что ты знаешь больше, чем уже рассказал?

– А вы? С чего мне верить, что вы возьмёте меня с собой, когда узнаете, где сокровища Люка де Лерна?

Гардель снова беззвучно смеётся. Потом становится серьёзным. Немного подумав, он спрашивает:

– Так вот чего ты хочешь – гарантий?

– Да.

– Слушай, щенок. Видишь эту стрелку? Через две минуты пробьёт полдень. Если до двенадцатого удара у меня будут доказательства, что ты продвинулся, клянусь, когда я выкопаю сокровища, ты будешь рядом.

– Клянётесь чем?

– Своей честью.

Теперь уже губы Жозефа расползаются в улыбке.

– Что? – спрашивает Гардель.

– Я не верю вашему честному слову.

Капитан сжимает зубы.

– Ну и что теперь? – говорит он.

– Поклянитесь морями и штормами, – говорит Жозеф.

– Что?

– Клянитесь морями и штормами.

Гардель меняется в лице. Он колеблется. Он – единственный в мире моряк, презирающий все суеверия. Однако перед такой клятвой он робеет. Он ни во что не верит, легко предал бы всех богов разом, но с морем и штормами не шутят.

– Скорее, – торопит Жозеф, – скоро бить начнут.

– Ладно, клянусь, – ворчит Гардель.

– Морями и штормами?

– Морями…

– И штормами.

– Клянусь морями и штормами, – выговаривает наконец капитан, побелев как полощущийся на ветру большой флаг торговых судов за окном.

Едва они скрепили договор, часы забили полдень. Над циферблатом темнокожая девочка с хлопковым цветком стала стучать золочёной палочкой по колоколу. Раз, второй…

Как только Жозеф решился на такой риск?

Седьмой, восьмой.

Отзвенел девятый удар. К лицу Гарделя, следящего за Жозефом, возвращается краска. Ещё три секунды, и он свободен от клятвы.

Но в тот самый миг, когда девочка с цветком в двенадцатый раз ударяет по колоколу, в дверь громко стучат.

Капитан вырывает лезвие из красного дерева столешницы.

– Что там такое?

Он встаёт и открывает дверь.

– Вы меня вызывали? – спрашивает голос.

Жозеф, у стола, узнаёт акцент Кука.

– Можете войти, – приказывает он с места, будто это его каюта.

Гардель пропускает кока.

– Мне передали, что вы ждёте меня в полдень.

– Садитесь напротив меня, – говорит ему Жозеф.

Гардель наблюдает, не в силах вмешаться. Ему кажется, будто он – лакей хозяйничающего в его каюте мальчишки.

Когда он закрывает дверь, в щель успевает проскользнуть кот: он проходит по каюте и запрыгивает на колени только усевшемуся коку.

Капитан, опешив ещё больше, захлопывает дверь. И оборачивается. Кук мирно гладит своего кота по голове.

– Он без меня не может, – извиняется кок.

Он улыбается, и щёки его надуваются, как паруса от внезапного ветра.

– Как зовут кота? – спрашивает Жозеф.

– Геракл, – отвечает Кук с нежностью.

Гардель теряется совершенно.

– Геракл? – переспрашивает Жозеф.

– Да.

– Вы не могли бы объяснить капитану, почему вы так его назвали?

Улыбка Кука исчезла. Он молчит. Коротко взглядывает на Гарделя.

– Скажите нам, почему назвали кота Гераклом, – приказывает Жозеф.

Теперь кок смотрит на мальчика. Похоже, он с ужасом понял, зачем его вызвали в корму.

– Это давняя история, – говорит он, – и я уже поплатился за те годы.

– Какие годы? – орёт капитан, по-прежнему ничего не понимая.

– Тебе Авель сказал, да? – спрашивает Кук у Жозефа.

Но ответа не ждёт.