Алиедора

На сей раз каменные плиты просто разносило в пыль, они точно взрывались, словно в них ударяли незримые каменные ядра, выпущенные огромными катапультами. Под ногами Алиедоры разливалось жёлтое живое море, но на сей раз это были отнюдь не многоножки.

На доньяту в упор взглянули голубые, невинные детские глаза – глаза, что смотрели с круглого младенческого личика. Светлая чёлочка, розовые щеки – малыша хотелось схватить и потискать, словно куклу.

«Мама?» – услыхала она.

«Да, мои родные. Я ваша мама. Идите и сделайте, что должны. Мои… мои детки. Мои ляльки чорные».

В потрескавшийся камень упёрлись короткие, словно у гусениц, ножки. Распахнулись рты, не рты даже – пасти от уха до уха, усаженные игольчато-острыми зубками, и волна жутких порождений Гнили устремилась вперёд – выполнять волю своей «мамочки».

Метхли только и успел, что захрипеть и нелепо взмахнуть руками, когда в него вцепилась дюжина крохотных ручек, сейчас сделавшихся сильнее, чем у любого варвара-северянина. Алиедора вперила издевательский взгляд в искажённое лицо мага и уже приготовилась насладиться его ужасом, его последним всхлипом, когда третий глаз Метхли вдруг вспыхнул самым настоящим пламенем, из глазницы вырвались языки огня. Волшебник взвыл, схватился обеими руками за лоб, опрокинулся – и его тело тотчас же стало бледнеть и таять, он слово сливался с раздробленными в пыль камнями.

Алиедора рванулась – поздно, руки её вцепились в пустоту.

Метхли сбежал.

Каким образом и почему он не сделал того же много раньше – доньяте думать было некогда. Потому что её «детишки» сплошной волной захлестнули сражавшихся друг с другом варваров и големов, а в затылок Алиедоре невесть откуда задуло могильно-холодным ветром.

О, она знала, откуда явились эти малыши, это жуткое подобие человеческих детей. Она знала это даже слишком хорошо, видела это, конец всех и каждого из них, видела, как они умирали, брошенные в костры, удавленные собственными отцами или даже матерями, закопанные в землю, проткнутые колами. Они вернулись, ответили на её зов, потому что… тут она запнулась, не умея словами и мыслями выразить то, что чувствовала, – потому что не простили предательства. Их души, невинные детские души, не простили.

Из каких бездн между жизнью и смертью её воля вырвала их, Алиедора не загадывала. Она просто смотрела, как брошенный ею в бой поток смёл и опрокинул варваров, захлестнул големов, и даже стальные монстры, казалось, завыли от боли, поспешно разворачиваясь и норовя достать нового противника.

Лялек рубили мечи и големов, и варваров, но те не обращали на это никакого внимания.

Она поймала взгляд кора Дарбе. Вожак северян не отбивался. Он просто стоял, опустив руки, и лицо его оставалось каменным, хотя по бёдрам обильно струилась кровь – ляльки облепили его до пояса.

Он не защищался, в отличие от других его собратьев. Он смотрел в глаза Алиедоре, и доньяту по спине драл мороз.

Ей казалось, она слышит его голос, негромкий, спокойный, каким он рассказывал ей о Великом Драконе после того, как Метхли, закончив порку, убирался восвояси.

«Ты довольна, о капля Его крови? Это то, что Он велел тебе сделать? Что ж, я готов идти к Нему».

– Нет! – заорала Алиедора, надсаживаясь и даже приседая от натуги. – Не Ему это надо! Мне, слышишь ты, мне! Это я вас убиваю! Я! Вас! Всех! За всё, всё, всё, слышишь! – Она визжала, в глазах темнело от захлестнувшей ненависти.

Дарбе едва заметно улыбнулся. «Он что, совсем не чувствует боли?» – запоздало удивилась Алиедора, потому что варвар, играючи стряхнув с себя лялек с окровавленными пастями, поневоле не очень твёрдо шагнул навстречу здоровенному голему, поднырнул под бешено крутящийся диск, с размаху вонзил клинок в одно из сочленений. Засвистев, ринулся на волю пар, а Дарбе, ухватившись за стальную длань, одним гибким движением оказался на плечах гиганта. Меч свистнул, с размаха вонзившись в ожерелье красных глаз голема, неведомо как, но пробил броню и засел глубоко во внутренностях железного черепа. Голем закружился на месте, бестолково загребая лапищами воздух, – и тяжело грянулся оземь, всё ещё продолжая бессмысленно скрежетать шестернями и сочленениями. Густой пар, словно кровь, продолжал хлестать из перебитых железных жил – или что у них там вместо вен?

Облако совершенно скрыло вожака варваров, но миг спустя Алиедора болезненно дёрнулась, словно внутри лопнуло что-то, – и поняла, что жизнь кора Дарбе оборвалась. Быстро, стремительно, в один миг. От честной стали врага, не от зубов вызванной ею, Алиедорой, нечисти.

Вот досада. Не увидела своими глазами, как бы он корчился и выл – вроде неё, доньяты, избиваемой кнутом что ни вечер…

Что-то враги твои, Алиедора, ухитряются избежать возмездия. Метхли и вовсе скрылся. Стыд и позор, избранная.

Кто-то из варваров, похоже, дрогнул в последние мгновения – несколько северян разом бросились на Алиедору, только для того, чтобы упасть погребёнными под волной защищавших доньяту тварей. И брошенное копьё тоже пролетело мимо.