– Не выдвигай штатив из-под юбки, – предупредила Алиса. – Даром не обломится!
Помукалов тяжело вздохнул – очевидно, его финансы пели романсы. Потом пробормотал:
– Ты стерва, но я тебя хочу. Три рецензии в прессе устроят? С цветными фото и на полный разворот?
– Пять! Еще интервью и мой портрет в «Неукротимой Алисе»! Тоже цветной!
К столу приблизилась делегация Клуба Дегустаторов во главе с ЭХМА. Кроме председателя, в ней были Рождественский, Семенов и Находкин, все изрядно под шафе, но на ногах еще держались крепко. ФБР тащил охапку роз, которые КВН с ВВСом стали бросать на колени девушкам.
– В знак в-восхищения… – промолвил Эмилий Харитонович слегка заплетавшимся языком. – И п-прек… п-преклонения… м-можно сказать, в-восторга…
– Перед изяществом, талантом и красотой, – пояснил ФБР, а КВН, принюхавшись к витавшему в пещере коньячному аромату, пропел:
– Ямайским ромом пахнут сумерки…
Тут он выразительно покосился на чистые рюмки, но Папа Жо сделал вид, что намека не понимает.
Дальнейшее произошло в считанные секунды. Наклонившись, ЭХМА потянулся к ручке Земфиры, бормоча: «Окажите м-милость… п-позвольте облобызать…» – но в трудной позе не устоял; то ли нога подвернулась, то ли стрельнуло в поясницу. Чувствуя, что падает, председатель дегустаторов сделал поспешный шаг назад, потом другой и третий, и свалился на колени Чумакову. Табурет под ними крякнул и рассыпался, чей-то башмак въехал в ножку стола, зазвенели тарелки и бутылки, блюдо с салатом подпрыгнуло и свалилось на голову Степе Чуме. Он яростно рявкнул, поднялся и, ухватив за шиворот ЭХМА, другой рукой начал соскребать с волос картошку, мясо, яйца, зеленый горошек и приговаривать:
– Ты, старый пень, жеребчик лысый! На блядки потянуло? Гульнуть захотел? Ну, будет тебе гульба… прямо по указу президента… сейчас, немедленно… только дерьмо с ушей стряхну…
Бабаев тоже встал. Теперь ясно виделась ему плоская палисандровая шкатулка с бронзовым медведем, эмблемой Четвертого оружейного. От удара по столу она сдвинулась на край и тоже могла свалиться, но уперлась в массивную пепельницу.
Али Саргонович шагнул к Чумакову. «Не пройдет в Госдуму на предстоящих выборах, – мелькнуло у него в голове, – а потому хочет заработать репутацию сильной личности…» Он понимал, каков дальнейший ход событий: стычка с ЭХМА закончится дуэлью, и Чумаков убьет старика. Или ранит – смотря по тому, сколько спиртного плещется в желудке анархиста.
Рука Бабаева опустилась на плечо Чумы.
– Отпусти его, уртак. Пожилой человек оступился… Не повод, чтобы угрожать да за воротник хватать. Депутат ты или моча верблюжья?
– Ты как меня назвал? Уркой и ссытью верблюжьей?
Лицо анархиста побагровело. Он выпустил ворот ЭХМА и с угрозой уставился на Али Саргоновича. Председатель дегустаторов ворочался на полу среди обломков табурета, кряхтел, бормотал извинения. Комплекция у него была солидная и, зажатый между столом и Чумаковым, он никак не мог подняться.
– Кузьма, Федор, помогите ему встать. – Бабаев кивнул застывшим комитетчикам, оттирая Чумакова подальше. – Вижу, уртак, ссориться хочешь? Так я не против. – Он бросил взгляд на плоский ящичек, приосанился и громко произнес: – Али Саргонович Бабаев, депутат Госдумы! Весь в твоем распоряжении.
К ним уже бежали – метрдотель, целый взвод местных секьюрити, помощник Сенегальского и три телохранителя Папы Жо. Народ, в предчувствии скандала, высыпал из пещер, мужчины тянули шеи, дамы визжали, просили подсадить и взбирались на табуретки. Владимир Маркович что-то вопил и потрясал кулаками, Мутантик и Сенегальский испуганно ежились, а ведьмочкикрасавицы вдруг поднялись, грохнули ложками о ведра с шампанским и запели в полный голос:
Ай, молодцы, хоть и блондинки! – подумал Бабаев, глядя в бешеное лицо Степы Чумы. А ведь казались гулаба [57], и только!
– Ну, держись, курбаши недорезанный… – тихо, но с угрозой молвил анархист. – Ты, значит, тоже депутат? А знаешь, что мы с такими депутатами в Чечне делали? Танками на части рвали! И я тебя порву.
– Без танка трудновато будет, – сказал Али Саргонович.
Рыботорговец Момот встал на пути охранников, помахал депутатскими корочками и растопырил руки.
– Спокойно, ребята, спокойно! Никаких драк и битья посуды! Все будет в соответствии с законом. Два джентльмена поспорили и решат свой спор по-джентльменски. Ты, Степан Андреич, кого вызываешь? Этого или этого? – Момот ткнул пальцем в Бабаева, а затем – в ЭХМА. Тот уже поднялся и стоял в полном ошеломлении, подпираемый с боков Находкиным и Рождественским.
– Что со старичьем возиться, – презрительно фыркнул Чума. Вот этот меня оскорбил, назвал мочой верблюжьей! Этот курбаши в золотых перышках! Его вызываю, мать-перемать! Ради защиты своего достоинства и чести!